От света было больно глазам, но я боялась закрыть их и погрузиться в темноту: а вдруг снова увижу себя на костре?
— Нет, не отпустит, — загорячился он. — Тебе надо выпить каких-то зелий. Только я не знаю, каких… Научишь меня?
— Пустое, — у меня не было сил даже отмахнуться, — просто приснилось плохое, оттого и жар. А где… все?
— Ушли давно, ночь ведь уже. Когда ты заснула, Грислинда тебе спину обмазала и к детям ушла. А Келда тебе волосы сушила, косу заплела. Когда стемнело, Хакон ее домой повел. Ты как, Илва? Может, все-таки трав тебе каких заварить?
Может, и надо было, да только в голове все путалось. Я силилась вспомнить названия трав, а потом долго пыталась понять, зачем их пить, но в конце концов прикрыла тяжелые веки. И тут же увидела вокруг себя языки пламени.
— Энги, — тут же распахнув глаза, я вцепилась в его руку, — не уходи.
— Да я и не собирался никуда, в чулан вот только, за травками твоими… Илва, скажи, какую тебе заварить?
Но я уже почти не понимала, о чем он говорит: страх снова завладел мною целиком.
— Не уходи, — кажется, шептала я, сжимая его пальцы, — они сожгут меня.
— Пусть только посмеют, — кажется, отвечал Энги.
— Не уходи… мне страшно…
Он не ушел. Не отпуская моей руки, прилег рядом, коснулся прохладными губами лба.
— Я здесь. Спи, Илва. Авось к утру полегчает.
Измученная снами о кострах и попытками беззвучно кричать, я проснулась на рассвете в насквозь мокрой рубашке. Стало ясно: меня и впрямь лихорадит, отсюда и кошмары. В сухом горле саднило, пить хотелось невыносимо, и не только пить. Но я боялась шевельнуться: рядом мирно сопел Энги. Несмотря на боль, охватившую тело, было непривычно и очень приятно лежать вот так, тесно прижавшись к теплому боку Энги, положив голову ему на грудь. Постель была слишком узка для нас двоих, поэтому он ютился на самом краю, и чтобы не свалиться во сне, прижимал меня к себе кольцом сильных рук.
Я бы хотела лежать так вечно, слушая ровный стук его сердца и вдыхая родной запах, но упавшая на лицо прядь волос защекотала нос, и я чихнула. Энги вздрогнул и проснулся, разрушая наше сонное единение.
— Илва? — он заморгал глазами, приподнимаясь на локте. — Как ты?
Я что-то просипела в ответ, и он приложил ладонь к моему лбу.
— Тебя еще лихорадит. Хочешь пить?
Я благодарно кивнула. Напившись, смущенно призналась, что мучила меня не только жажда. Энги заставил меня переодеться в высохшую рубашку, которую накануне выстирали заботливые женщины, укутал в телогрейку и на руках отнес к отхожему месту. А после не отставал от меня, пока я не сказала, каким зельем себя лечить.
