По Бронной Кира дошла до «Аиста» и сразу за ним свернула в свой двор. Обычный двор, какой может быть и в двух кварталах от Кремля, и в пригороде Владивостока. Кира снимала эту квартиру уже почти шесть лет и даже гордилась ею. Этот двор и эта квартира как бы говорили: «посмотрите, мы такие непафосные, мы дышим простотой, плюем на московский блеск». В то же время вокруг этого дома сосредоточилось все, что представляет собою Москва: магазин белья, где микроскопические трусики стоят больше, чем средняя зарплата по стране; модные барбершопы, как нынче шутят, «для дровосеков»; рестораны, возле которых всегда были припаркованы самые «кричащие» авто. Кира была такой же, как и ее квартира, – в центре светской жизни, с громким манифестом «я не такая».
Распластавшись на диване, Кира взяла в руки телефон. Ей срочно требовалось выговориться, и она стала листать список контактов. Последним из набранных был Максим. Кира вздрогнула, ее зрачки сузились. Закусив губу, уставилась в потолок невидящими глазами. Воображая жизнь в Лондоне, она даже не подумала, как Макс будет жить здесь, без нее, а она без него. Как ему сказать? Ведь в глубине души она уже приняла решение.
Нажав первую строчку в «избранных», она набрала номер матери и с ходу принялась тараторить. Оксана произнесла свою любимую фразу, которая ей очень не шла:
– Давай поговорим об этом после работы, я сейчас даже не знаю, что сказать.
– Ну давай.
– Заходи за мной после семи. Пройдемся и поговорим. Все, целую, моя кутя. Я тобой горжусь.
Весь день до вечера Кира была больше похожа на рукотворное изваяние, нежели на человека из плоти и крови. Она наливала себе чай и замирала рядом с кружкой, забывая его выпить. Садилась у компьютера и смотрела поверх монитора, пока он сам не выключался. Ее мысли текли плавно, словно полноводная река. Но мысли эти были совершенно новыми, ей не свойственными. Она как будто впервые осознала, что ей предложили взять на себя большую ответственность, что она уже давно стала взрослой и только сама ответственна за свою жизнь.
В ее речи до сих пор, в двадцать шесть лет, иногда проскальзывала фраза «вот когда я вырасту…». Кира, конечно, замечала это за собой, заливисто смеялась, когда собеседник указывал ей на это, и поправлялась: «Ну да, я и забыла, что уже взрослая девочка. Может быть, даже чересчур взрослая». На самом деле она жила в диссонансе со своим возрастом. Интеллект ее, возможно, даже обгонял двадцать шесть, но вот душа застряла в тех временах, когда любимым ее занятием было мечтать о том, как она вырастет и станет самой счастливой, самой красивой и самой богатой.
