– Лаконично и очень идейно, – сказала она, кивнув в сторону репродукции. – И даже красиво. Но, скорее всего, фотошоп.
– Ты единственная, кто сделал такое предположение.
– Слишком утопически. Разве это все может мирно сосуществовать?
– Нет, – коротко ответил он, явно не желая продолжать тему, и приблизился к Кире вплотную. – Это всего лишь фантазия художника. Но она очень хорошо вписывается в концепцию всего, что я делаю.
– Концепция баланса или концепция получения выгоды от обоих объектов?
Давид на секунду отстранился и замер.
– Ты на самом деле хочешь поговорить сейчас об этом?
– Нет, – хихикнула она, уже достаточно разгоряченная от его объятий, – извини.
Кире было хорошо с Давидом. По-настоящему хорошо. Иногда ей хотелось вырвать из своей головы все, что она узнала про него, и просто наслаждаться романом с мужчиной. Она чаще стала думать, что было бы, если б она ничего не знала. Она, конечно же, не смогла бы устоять перед ним, он так же привел бы ее в свой дом. Так же передвигался на цыпочках утром, чтобы не разбудить Киру. Они так же хохотали бы над дурацкими шутками и над тем, что думают их коллеги, когда и шеф, и пиар-директор не пришли с утра, а потом явились с разницей в десять минут. Все было бы точно так же, не считая того, что Кира, вероятно, была бы счастлива. Порой она начинала искренне ненавидеть Марка и Женю. Кто их вообще просил?! И часто размышляла о том, что же лучше – знание или информационная слепота. Ведь, по сути, от обладания неприятной информацией ничего не меняется, только становится нервознее жить.
Кирин отец, помнится, был большим любителем новостей. Сначала семичасовых, потом в девять, десять, двенадцать вечера, потом дебаты плюс сайты, блоги, споры в интернете… Когда он окончательно ушел из семьи, на их квартиру обрушилась вечерняя тишина, сначала обескуражила, а потом пленила. Как, оказывается, хорошо всего этого не слышать! Не узнавать голоса Соловьева с полуслова, не переживать за какие-то там бюджеты, не волноваться из-за раненых на митингах. Жизнь в центре мегаполиса в их с мамой маленьком, изолированном от всей этой грязи мирке стала почти идеальной, хотя глобально ничего в ней не изменилось. Так зачем же сознательно ее засорять? Кира никак не могла определиться: это позиция прячущего голову в песок слабака или, наоборот, сильного и независимого человека, который не позволяет скапливаться мусору в своем саду? И если эта позиция применима к ней, к ее отношению к политике, то почему она не позволяет такого же отношения остальных к экологии? Почему сочувственно и почти презрительно относится к людям, которым плевать? Она объясняла себе это тем, что планета глобальна, это наш общий дом и забота о ней – добро, а политика и все остальное местечково, это амбиции и беспринципность.
