– В чем же вопрос, мисс Кира?
– Теперь уже и не знаю, – тихо и смиренно выдохнула она.
– Я вам скажу, в чем…
– Нет, подождите! Вопрос в том, стоит ли продолжать делать то, что делаю я, надеясь на успех – не свой, а нашего общего дела. Какой смысл мне было менять город, сферу деятельности, если я и там, и здесь гоняюсь за ложными идеалами?
– Идеалы неложные. Методы их достижения, я бы сказал…
– Это неважно.
– Ну, что я могу вам сказать. Дэвид так же заразил меня своими идеями, как и вас. Вы знаете, что я уже не собирался ни работать, ни решать какие-то серьезные задачи. Но я все еще с ним. И пока вы либо кто-то другой не предоставили мне неопровержимые доказательства того, что он аферист, я предпочитаю верить ему. Что и вам советую. – Последняя фраза была произнесена так твердо, что последующие вопросы отпали сами собой. – Тем более, что верить больше некому.
Зловонный дым сигары окутал Киру. Перед встречей она тщательно продумывала этот разговор, но ни разу не допустила мысли, что он может пойти не по ее сценарию. Поэтому теперь сидела, уставившись в свою тарелку, еле дыша. То ли от дыма, то ли от фрустрации. Разговор уже закончен, а она по-прежнему ничего не знает.
Кира сделала последнюю неловкую попытку:
– Значит, вам тоже достоверно ничего не известно?
– Нет. Пойдемте, мисс Кира, пройдемся.
Таким же едва уловимым жестом Жак подозвал официанта, шепнул ему что-то на ухо, и они вышли в распахнутый вечерний Лондон, легким теплом едва намекавший на лето. Было светло. Фонари, вывески, свет окон отодвигали темноту на пару метров ввысь, создавая иллюзию безопасности. Но ночь все равно клубилась над городом в терпеливом ожидании. Она все равно была хозяйкой, так как знала, что рано или поздно захватит город полностью.
Кира и Мерме быстро шагали вдоль улицы и, пройдя несколькими уютными переулками, вышли к его подъезду. По дороге Жак рассказывал о своем детстве, о войне, о том, что самое страшное, что ему пришлось пережить, – это голод. А Кира в это время думала, что слишком благополучна для того, чтобы быть выдающейся. Она чуть ли не упрекала родителей за свое безоблачное детство.
Распрощавшись с Жаком, Кира пошла еще быстрее, чеканя слова внутреннего монолога под ритм шагов. Она не услышала ответа на свой вопрос, зато нашла его в себе. По сути, у нее не было выбора. Продолжать работать в том же ритме она не могла. Уволиться, вернуться в Москву, словно на машине времени почти на год назад, к статьям о часах и бриллиантах, к съемной квартире, кошкам и Максиму, к подъему в 11 утра и ненависти к себе с 11 до 20.00?.. Это требовало даже больше душевных сил, чем остаться. Нужно было признаться самой себе в собственной несостоятельности, взять на себя ответственность за проигрыш. Как ни парадоксально, но ее детективная игра была сейчас самым простым вариантом, требующим наименьшей концентрации сил. Значит, оставалось только одно – продолжать свою маленькую войну. Тем более, что в таких комфортных условиях она превращалась в сплошное удовольствие.
