Я играл на упреждение и прописал Карен новый антидепрессант, «Прозак», и кое-что еще, что должно было помочь ей лучше спать. «Прозак» не убил бы её вследствие передозировки.
- Вы делаете что-нибудь еще для подготовки самоубийства?
- Ну, я сторонюсь свою семью. Я им больше не нужна на самом деле, - она поджала под себя ноги.
- Как нам тебя обезопасить?
- Я не хочу обратно в больницу, - выпалила Карен, посмотрев на меня и стиснув зубы.
Меня очень беспокоило то, что она могла попытаться покончить с собой, но я не мог силой поместить ее в клинику. У меня было мало веры в то, что краткосрочная госпитализация даст эффект - только Карен будет временно в безопасности, а потом ее выпишут в том же состоянии. Хотя можно было еще к этому прибегнуть, но мне хотелось уберечь ее вне больничных стен.
- Сегодня среда, - начал я. - Встретимся снова в пятницу. Вам надо будет смыть все ранее прописанные лекарства в унитаз. Если станет хуже или захочется поранить себя, позвоните мне.
Я смотрел прямо на нее, выискивая малейший признак неискренности.
- Вы согласны?
- Хорошо, - произнесла она тихо и отвернулась.
- Вы обещаете? - не унимался я.
Она снова посмотрела на меня, затем на свои руки.
- Обещаю.
Обычно, возвращаясь домой ночью, я осознавал, что лечил двух-трех столь же трудных пациентов, как Карен. Лечение пациентов, склонных к самоубийству (анализ, кого положить в больницу, а кого можно успокоить телефонными звонками или дополнительными сеансами) - самая трудная вещь, которую делает психиатр. У каждого мозгоправа были пациенты, которые совершали самоубийства. Это не всегда можно предотвратить. У меня таких было трое, и каждая смерть опустошала меня. Глубоко внутри я надеялся, что моя способность спасти всех и каждого крепка как никогда, но иногда встревала жестокая реальность, и я терял кого-то в силу обстоятельств, которые не мог контролировать.
С тех пор как я начал частную практику я двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю готов ответить на звонок от своих пациентов, если только я не в отпуске и не попросил коллегу подменить меня ненадолго. Когда звонил телефон или пищал мой пейджер, я пытался угадать, что и с кем произошло. Я был рад, когда пациенты звонили в поисках поддержки и общения, потому что, по меньшей мере, это означало, что они живы. В начале 1990 года Карен часто звонила мне, иногда два-три раза в неделю, желая услышать слова поддержки. Значит, она еще не покончила с собой. Я боялся, что ее отделяет от этого всего лишь один шаг.
