Аббон провозглашает, что в качестве источника использует только свою память. Он рассказывает о том, что видел своими глазами и слышал своими ушами. По его мнению, это был хороший сюжет для начинающего писателя; более того, осада, в которой проявилось столько умения и храбрости, могла бы дать поучительные примеры людям, которым однажды пришлось бы защищать другие города. Это последнее соображение, весьма неожиданное для монаха, гарантирует до некоторой степени его старание быть точным. Он детально описывает, как добросовестный наблюдатель, даже если не слишком компетентный, различные фазы боев, тактику, военные машины. Почти каждый раз, когда современные ему тексты или данные археологии позволяют проверить его утверждения, мы констатируем соответствие. Сохраняя сдержанность, он не позволяет ослепить себя ни своей горячей любви к Парижу, Сен-Жермену и Нейстрии, ни своему искреннему восхищению Эдом, епископом Гозлином и аббатом Эблем. Он открыто упрекает Эда за его бездеятельность по отношению к датским набегам 896 г. Более того, его поэма, написанная с чувством глубокой преданности королевству Франция, включает в себя довольно суровые размышления и увещевания по отношению к французам. Это документ огромной ценности для политической и военной истории.
Это очень интересный памятник и с литературной и лингвистической точки зрения. Не было ничего подобного со времен Эрмольда Черного. Придерживаясь очень привлекательной гипотезы, можно утверждать, что после Теодульфа и Эрмольда Аббон был связующим звеном между эпическими поэтами античности и авторами средневековых героических поэм (шансон де жест)[7]. Он принадлежит вергилиевой традиции. Он был хорошо знаком не только с Буколиками, на которые он намекает в своем прозаическом предисловии, но также с Георгиками и Энеидой. Ему часто приходят на ум реминисценции из Вергилия. Они впечатались в самый его стих, заимствованный у Энеиды. Как жаль, что частое употребление этой знаменитой модели не стимулировало талант монаха IX века! Конечно, он не был совсем лишен достоинств. Его рассказ придерживается довольно реалистичной и насмешливой манеры, того поэтического дарования, которое позднее стало столь плодотворным среди французских горожан. Он любит заставлять говорить своих персонажей, заставлять нас их видеть в их повседневном и наиболее естественном поведении. Эд, стоя на стене, показывает своим товарищам пальцем на датчанина, потерявшего равновесие на вершине одной из башен аббатства Сен-Жермен и переломавшего кости на покатой крыше церкви
