О войне города Парижа с норманнами | страница 29

Поистине, я это впивал [собственными] глазами, расположившись на стенах города; взгляд был не в состоянии их пересчитать. В то же время, потому что они не могли быть вмещены ни лугами, ни полями, из дворца предстоятеля Германа сотворили стойло, наполнив быками, поросятами и курносыми козочками[133]. Долгие они издавали вздохи, разверзая рты, и их тела отдавали последнее дыхание от мучительных страданий. Когда стражи пришли в стойло, чтобы отвести их на кухню лоснящимися от жира, им уже суждено было стать трапезой бесчисленных червей, отчего церковь наполнилась смрадом. Их вытащили, отнесли к Сене, ведь не на кухню же, и очистили церковь от останков быков, завершив бойню.

[Голос Нейстрии:] «Ты прочёл о награбленном, узнай теперь о трофеях! Оставались еще города повсюду, взять которые было высшим желанием [норманнов]. Но помешал, с Божьей помощью, недостаток сил. Бесчисленные нападения произвели на Шартр[134] чужеземцы, но поистине тысячу пятьсот трупов сразу там оставили, после кровавой и разрушительной битвы. За один день была сыграна эта игра[135]. Вождями там были Годфред и также Эд, оба воюющие [под началом] консула Уддона[136]. Тот самый Эд потом многократно противостоял им и постоянно оказывался победителем. Увы, он потерял когда-то в битве правую руку и вместо неё приделал железную, почти такую же по силе и отнюдь не немощную! Ничуть не лучший жребий выпал этим [норманнам] и у Циноманна [Ле-Мана], и другие города, конечно же, были не более податливы[137].

Ныне, поскольку Аполлон просит, я даю камышовому перу заслуженный отдых. [После этих стихов в рукописи идет приписка – «заканчивается первая и начинается вторая книга рукописи о войне города Парижа»]

Вставай проворно, Муза, светильник зажигает восточные края, поспеши опередить светоносные стопы.

Отважный и могучий муж Саксонии Генрих пришёл на помощь Гозлину, первосвященнику города[138]. Он доставил ему провизию, а смерть – окровавленным [врагам], увы, немногим[139], укрепил нашу жизнь, привёз обильную добычу. Тогда же, в одну из ночей, он проник в лагерь датчан и захватил там множество коней. Когда Генрих нещадно избивал полчище [этих] мясников, непомерный крик и шум поднялся до небес; от этого покой оставил наших, и они отправились укреплять город. Умирающие датчане издавали громкие вопли. Граждане откликались безмерным криком, по обыкновению; они страшились оказаться в опасности по причине перенесенных от них тягот. И так Генрих в конце концов оставил лагерь, что было ошибкой, однако, и бегом спустился к сводчатым воротам [цитадели], обслуживаемый метательными копьями [врагов], возвращающих едкие приветствия. Воинам открыли ворота, начался острый бой врукопашную в тесноте, с колыханием круглых щитов и рубящих мечей