С другой стороны, в нашу секулярную эпоху распространилось мнение об «исторической неудаче христианства». И для этой точки зрения есть, как мы видели, свои резоны. Для обмирщённой церкви актуальными стали несвобода, обрядоверие, власть церковной иерархии, её имущественные интересы, её зависимость от светской власти (у восточного христианства – вплоть до огосударствления), лицемерие, нередко насильственный характер распространения веры[145]. Религия Богочеловечества во многом стала средством манипуляции.
Не удался и проект Вселенской (кафолической) церкви как общечеловеческой общины христиан. Хотя христианство провозгласило универсальность человечества, отодвинув на второй план все его разделения, включая национальные, как второстепенные, доныне церковь разделена, существуют десятки деноминаций, часто не признающих друг друга. Бытует и церковный национализм, который, как говорил Бердяев, «есть язычество внутри христианства, разгулявшиеся инстинкты крови и расы. Христиане, которые не предают Христа и Евангелия (большая часть христиан предаёт), не имеют права быть “национально-мыслящими”, они обязаны быть универсально-мыслящими»[146]. Совсем не случайно, заметил В. Кантор, «никому не удалось – а такие попытки были! – найти или создать своего, национального Христа (помимо евангельского), зато существовало множество национальных антихристов – Нерон, Иван Грозный, Торквемада, Гитлер, Ленин, Сталин». Как справедливо пишет А. Гостев, христианство «по своей природе не может быть ограничено ни одной из форм своего исторического воплощения, что как раз и обеспечивает неизменность изначальных принципов»[147].
Принципиальное значение имеет здесь то, что речь идёт обо всём человечестве – путь к царствию Божиему по определению не может быть делом отдельных народов. Тем более таких, которые лишь внешне исповедуют христианство, не делая ничего для устроения христианских порядков в обществе – жизни без войн, без угнетения человеком человека.
Всё это свидетельствует о том, что подлинно соборного объединения христиан в Боге до сих пор нет. Поэтому сейчас, в начале III тысячелетия, глава Римской Церкви и вынужден был напоминать, что будущее будет только у того, кто строит свою и общую жизнь в соответствии с Нагорной проповедью. Осознание пагубности сложившегося положения отразились в решениях в 60-х годах XX столетия II Ватиканского Собора и в символическом акте снятия анафем 1054 г.
