История, в известном смысле, есть неудача Царства Божьего.
Н. Бердяев
Познавать исторический процесс при помощи эмпирического описания не удаётся, поскольку оно бесконечно и рассеянно; оно запутывается в многочисленных переплетениях противоречивых обстоятельств. «Разобрать их и увидеть внутреннюю связь, – полагал Мамардашвили, – невозможно, если не посмотреть глазами каких-то других предметов, которые суть теоретические конструкции»[102].
Поскольку мир устроен так, что человек способен его понимать, или познавать, такие конструкции вырабатываются им – с помощью философии. Выше уже шла речь о предельных, или мысленных (сверхопытных) конструкциях – о трансценденталиях. В историософии это – прежде всего предельные представления о человеке; через них вырабатываются представления о социальности.
Социальные формы не могут покоиться на законах природы, на естественных основаниях. Мы не сможем понять социальности, её законов и судеб, если не признаем того, что поскольку человеком per se, как мы видели, следует считать становящееся существо, самосоздаваемое средствами, в природе не существующими, имеющими нравственную основу, то предельное понятие о социальности (множественности) – подразумевает самосозидающееся человечество, или одухотворённую природу.
Поэтому в философском языке понятие «история» имеет особый смысл. Здесь под «историей» мы будем иметь в виду не просто знание о событиях прошлого. Попробуем взглянуть на историю, как на процесс рождения «второй вселенной» – «рукотворного» космоса, противостоящего природному хаосу, процесс, привносящий в эволюцию специфически человеческое качество. Это позволит и вновь подойти к вечно актуальному вопросу о смысле истории.
Известны два основных видения того, что называют историей. Первое, циклическое, исходит из идеи соответствия между временем и культурно-историческим развитием того или иного общества (от греческой философии до Вико, Ницше и цивилизационного подхода Шпенглера и Тойнби, теорий «культурных циклов»). Второе – линейное, или конечное, идущее от иудео-христианской традиции (от Августина, Фомы Аквинского, Канта, Гегеля, Маркса до Вл. Соловьёва и современных постмодернистов). Оно видит смысл истории в поступательном стадиальном развитии и подразумевает возможность цели и, следовательно, её достижения, т. е. вероятного «конца истории». Отсюда собственно и понятие о прогрессе.
Кант, как уже говорилось, полагал целью истории появление всемирного правового порядка и наступление вечного мира. Гегель видел цель в торжестве мирового духа как разумной действительности (которую он обнаруживал в Прусской монархии). Маркс связывал «конец истории» (предыстории, царства необходимости) с преодолением в социуме отчуждения и в целом антагонистических противоречий и наступлении истинной истории как царства свободы.
