Фацеции | страница 18



А когда дело идет о представителях сословия или класса, однообразное отношение к ним литературы подсказывается чрезвычайно остро социальными мотивами. Например, рыцарь. В эпоху первоначального накопления рыцарь горожанину всегда враждебен. По разным причинам. Во-первых, рыцарь как раз в это время переживает первую пору упадка, психологически самую тяжелую, и старается грабежом уравновесить потери, которыми награждает его экономическая конъюнктура. Объект грабежа — всегда купец. А затем рыцарь имеет обыкновение, которое горожанину тоже очень не нравится: он крепко следит за тем, чтобы его крепостные крестьяне, которые тем ему нужнее, чем хуже идут у него дела, не убегали в город. А городу, опять-таки в это время, особенно нужны люди: он колонизуется, привлекает к себе всяких людей. И не просто привлекает, а приманивает. В городе крестьянина прячут от розысков его помещика, и если в течение года с днем помещик его не найдет, он становится свободным: "городской воздух делает свободным". А рыцарь своего крепостного ловит, ищет, устраивает неприятности городу, который подозревает в укрывательстве. Вот почему горожанин не любит рыцаря, и вот почему рыцаря не любит городская литература. Крестьянин, когда он оседает в городе, ускользнув от помещика, перестает быть крестьянином, а когда он обрабатывает на оброке свой участок, принадлежащий помещику, он — враг. Крестьянин снабжает город хлебом, вином, мясом, фруктами и т. д. Еженедельно, а потом и ежедневно он везет на городской рынок свой товар. И, естественно, дорожится. Горожанам это не нравится. Городская литература, угождая вкусам своих потребителей, открывает в крестьянине то глупость, то мошеннические наклонности, то обжорство, то жадность — порою по нескольку из этих непохвальных вещей зараз. Крестьянин почти всегда высмеян, и высмеян жестоко.

Духовенство тоже не пользуется симпатиями в городе. С белым духовенством, представителем казенно-церковной точки зрения, горожанин, который очень рано начал искать свою собственную религию, независимую от ортодоксальной, был не в ладах очень давно. Духовные наставления священника его совсем не удовлетворяли. Поэтому плата за требы, которую тот с него взыскивал, представлялась чрезвычайной и раздражала. Сложнее были отношения с монахами. Несколько десятилетий после Франциска Ассизского между миноритами и горожанами отношения были хорошие. Францисканство пришло в город как легальная смена ересям и само было так густо пропитано элементами ереси, что горожане, искавшие в ересях исход свободному и религиозному чувству, радостно его приветствовали. Но как раз к тому времени, когда составляется первый новеллистический сборник в Италии, "Novellino", гармония между горожанами и францисканством кончилась. Францисканские монахи забыли к этому времени заветы своего патрона. Обмирщение производило опустошительные набеги в их рядах. Земные помыслы, земные прельщения овладели ими. Нищенствующие монахи превратились в "волков", которые не только нарушали чрезвычайно неприятным образом бытовую семейную гармонию, но и наносили прямой материальный ущерб своим надувательством. Про других монахов нечего и говорить. Они гораздо раньше, чем нищенствующие, потеряли у горожан всякий кредит и лишились последних симпатий. Кроме этих причин вражды к монахам была и другая. В городах не умерли еще воспоминания о тех временах, когда сеньором города был епископ, когда он при помощи своего клира, своей рати белого и черного духовенства, управлял городом и старался высасывать соки из горожан. Одних этих воспоминаний было бы достаточно, чтобы поселить вражду к представителям духовной власти.