Эти слова могут быть поставлены эпиграфом к "Фацетиям". Даже в наши дни, когда вкусы и взгляды совершенно иные, чем были в XV веке, и когда понятия о смешном так сильно изменились, непристойности "Фацетии" кажутся гораздо более смешными, чем всякие так называемые "забавные ответы" и "остроумные замечания", которыми полна книга.
Но, конечно, и смех "Фацетии" не есть то главное, что заставляет людей XX века читать их так же охотно, как читали люди XV века. Смех "Фацетии" — не смех Рабле. "Фацетии" читаются потому, что эта пригоршня миниатюр дает такую живую, такую яркую, такую пеструю картину быта и нравов XV века, как ни одна другая книга. Картина, правда, мозаична. Она неполна. Подбор материала в ней очень случаен. Но в ней клокочет жизнь — здоровая, полнокровная, радостная. В ней, как в зеркале, отражается быт всех классов общества сверху донизу. И так чудесно фонарь Поджиевой сатиры расцвечивает то мягким, то резким светом лица, типы и положения, так весело мелькают в причудливом греховодном хороводе куртки, рясы и сутаны, перепутавшиеся с юбками всех цветов, так ярко человеческая глупость, похотливость и лицемерие предаются посмешищу, что эта книга, написанная четыреста лет назад, кажется написанной вчера. Написанной вчера казалась она и все те четыреста лет, которые она живет.
Как попали под перо Поджо его сюжеты? Он об этом рассказывает в "Заключении" к "Фацетиям". В курии, когда секретарям, апостолическим писцам и прочему служилому люду делать было нечего — при папе Мартине V это случалось частенько, — они собирались в одном из отдаленных уголков папского дворца, в комнате, окрещенной "Вральней", "il Bugiale", и рассказывали друг другу анекдоты. Занятие старое и вечно юное, которое обожает всякая холостая компания, хотя бы каждый из ее членов был семи пядей во лбу и имел в кармане по диплому на монтионовскую премию за добродетель. Папский двор представлял собою нетолченую трубу. Кто только там не бывал! Кто там не сплетничал, не приносил туда новостей, кто не старался поставлять свеженькие анекдоты, чтобы развлечь влиятельных папских служащих, духовных и светских! Француз нес услышанный в дороге пересказ старого фабльо, немец тащил свой грубоватый шванк. Недаром среди "Фацетий" мы находим немалое количество "рассказиков", сюжеты которых заимствованы из фабльо и шванков[9]. Это указывает не только на мигрирующие мотивы новеллистической литературы, но и на международный характер бесед на эти темы при папском дворе. "Вральня", словом, никогда не оставалась без материала для "вранья". Поджо кое-что запомнил, кое-что записал. К основному ядру, которое накопилось во "Вральне", потом понемногу прибавлялось еще, и так мало-помалу создалась книжка. Первое упоминание о ней в письмах Поджо относится к 1438 году, но еще в 1451 году он кое-что к ней прибавлял, а последняя датированная фацетия (Фац. 249) относится к марту 1453 года. Анекдоты из Bugiale и дальнейшие постепенно сложились в книгу "рассказиков" (confabulationes). Так родилось первое литературно обработанное собрание анекдотов. Литературный анекдот ведет свое начало от "Фацетий".
