больше, чем другие, были временем, когда государство испытало большие потрясения вследствие смерти и изгнания многих граждан. Виновниками этого были то дворяне, то низшие классы (infima plеbe)
[7], то ремесленники, то самое подлое в городе людское отродье (la piu vile generatione d'uomini dеlla terra). "Самое подлое отродье" — это чомпи, неквалифицированные рабочие флорентийской шерстяной промышленности. В то время, как писалась "История Флоренции", Поджо был членом Lana, и отношение к рабочим было отношением подлинного классового врага.
Поджо был типичным представителем крупной буржуазии, и то, что он был не купцом или банкиром, а интеллигентом, делало его мироощущение сложнее и богаче, но не делало его менее определенным. Его классовая природа сказалась и в "Фацетиях".
"Фацетии"[8], взятые отдельно от других произведений Поджо, конечно, не дают представления о нем ни как о писателе, ни как о человеке. Но "Фацетии" — та его книга, которая способствовала известности его у потомства больше всего. Вернее, "Фацетии" — единственное сочинение Поджо, которое не забыто само и не дало забыть имя своего автора. Только специалисты знают, что Поджо написал "De nobilitate", "De varietate", "Historia tripertita", "Историю Флоренции". Всякий образованный человек знает, что Поджо написал "Фацетии", если даже не знает самих "Фацетии". Когда Поджо собирал свои "рассказики" и потом публиковал их, он был очень далек от мысли, что именно они принесут ему бессмертие. Совершенно так же Петрарка, уповая на "Африку" и на латинские рассуждения, не думал, что его неувядаемая слава будет связана с его итальянскими "Rime". "Фацетии", конечно, нельзя сравнивать со стихотворениями Петрарки. Но и "Фацетии" стали классической книгой. Они переведены на все языки — и неоднократно. Они продолжают переиздаваться, переводиться и комментироваться до сих пор.
Чем это объясняется? Тем, что в книге много непристойностей? Конечно нет. В мировой литературе есть десятки и сотни книг, по сравнению с которыми "Фацетии" — собрание невинных рассказов. А много ли раз переведен "Гермафродит" Антонио Бекаделли? Или "Алоизия Сигеа" Шорье? Или сочинения Форберга? Или "Raggionamenti" Аретино? Очень немного. Объясняется это просто. Перечисленные вещи имеют определенную эротическую цель. У Поджо она отсутствует, как отсутствует в "Декамероне", в новеллах Франко Саккетти или Мазуччо. "Гермафродит", написанный на потеху сиенским куртизанкам и, подобно новеллам Джентиле Сермини, ярко отражающий насыщенную чувственностью атмосферу Сиены, вышел в свет до "Фацетии", и Поджо высказал свое мнение о нем. Это мнение определяет его взгляд на "Фацетии". Поджо очень нравятся чудесные латинские стихи Бекаделли и искусство, с каким тот величайшим непристойностям умеет придавать красивую форму. Но все-таки советует ему бросить этот вид поэзии. И когда, дружески полемизируя с замечаниями Поджо, Бекаделли сослался на древних авторов и на современных проповедников, он имел в виду, очевидно, Бернардина Сиенского и его учеников-обсервантов. Поджо в ответ подчеркнул, что у древних непристойности имели всегда одну цель — возбуждение смеха, а не возбуждение похоти.
