Любимые | страница 24
Темис заерзала, словно оттягивая следующий момент.
– У нее было грязное лицо, даже в тусклом свете я заметила ссадину на щеке, будто мама упала. Она пыталась заговорить, но слова не шли. Немного успокоившись, она все нам рассказала. Была демонстрация. Работники просили увеличить зарплату и улучшить условия труда. Их атаковала полиция. Некоторые пострадали.
– А твой отец…
– Его убили.
Между девочками повисла пауза, что случалось очень редко. Темис стало неловко, она не знала, что сказать.
Заговорила Фотини:
– Все уже в прошлом. Мы снова упаковали вещи и прибыли в Афины. Мама сказала, что нищета ее не заботит. Она не останется там, где начальники убивают работников. Она не будет рабыней. Не потерпит несправедливости. Она так сказала.
Несправедливость. Темис много раз слышала это слово, но в основном когда ругались дети – из-за неравных кусков пирога или исключения из игры. Да и ее саму постоянные нападки Маргариты познакомили с этим понятием.
Фотини зарыдала, и Темис впервые загрустила из-за человека, которого не знала. Она тоже заплакала, сочувствуя утрате подруги.
За обеденным столом тем вечером Темис поделилась печальной историей Фотини с бабушкой, братьями и сестрой.
– Значит, твоя новая подружка из коммунистов? – спросил Танасис.
– Нет, – сказала Темис, возражая старшему брату так, как не могла возразить сестре.
– Ее отец отстаивал свои права, – вступился Панос за младшую сестру. – Я слышал о торговом профсоюзе в Кавале. Они протестовали…
– Зачем? – вмешалась в разговор Маргарита. – Какой смысл?
Панос не слишком ладил с сестрой.
– Ты спрашиваешь, зачем протестовать? – требовательно спросил он. – Чтобы остановить плохое отношение к людям. Сделать слабых сильнее…
– Что ж, сейчас он не слишком силен, не так ли? – жестоко подметила сестра.
– Он выступал не только за себя. Тебе бы такое и в голову не пришло, правда? Кто-то пожертвует собой ради другого!
– Как Иисус? Ты об этом? – спросила Темис, которая совсем недавно выучила несколько молитв на уроке закона Божьего.
– Не сравнивай коммунистов с Богом! – рассердился Танасис и грохнул кулаком по столу, так что тот подпрыгнул.
– Разница не так уж велика, – возразил Панос.
– Theé mou, – пробормотала кирия Коралис, взывая к Богу, чтобы тот остановил спор. – Бог мой!
Ожесточенный спор продолжался, а Темис подумала, слышал ли Господь непрекращающиеся молитвы йайа. Сама она ничего подобного не замечала.
– Как ты смеешь так говорить? – кричал Танасис. – Как смеешь утверждать, что церковь на стороне тех людей!