Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Неужель он не знает, что в полях бессиянных
Той поры не вернет его бег,
Когда пару красивых степных россиянок
Отдавал за коня печенег?
По-иному судьба на торгах перекрасила
Наш разбуженный скрежетом плес,
И за тысчи пудов конской кожи и мяса
Покупают теперь паровоз.
Помню, ребенком лет пяти разглядывал я репродукцию на сюжет жертвоприношения Авраама, а дед давал разъяснения, что там к чему. Так вот, судьба барашка меня опечалила, а переживания отца и отрока Исаака не тронули. Прочие библейские сюжеты вовсе оставляли холодными — в Музее изобразительных искусств я не мог оторваться от кондотьера: рассматривал вооружение, сбрую коня, даже голые пальцы самого Гаттамелаты, а при виде картины с неумеренным количеством стрел, торчавших из тела Себастьяна, вырвал руку у мамы и довольно громко сказал: «Смотри, он как ежик!» Ну а, скажем, на портрете дамы с горностаем сама Цецилия Галлерани меня нисколько не заинтересовала, а зверька так и хотелось погладить, тем более что горностай оказался хорьком.
Мне и сейчас мой Ларс дороже большинства населения земного шара. Признаться в этом можно только этой тетради, не то заклюют. Когда гуляем, на развилке он всегда останавливается, оборачивается — куда? Я машу в нужную сторону, и мы идем дальше. До следующей развилки. Ларс всегда впереди. Рыжий, редкозубый, не по годам подвижный, он, вопреки имени, к датчанам и всяким прочим шведам отношения не имеет, чистый россиянин, ленивый и безбашенный. Мне не докучает, и, определив направление, я спокойно погружаюсь в раздумчивое состояние: ухватить какой-нибудь случай из прошлого, поудивляться словам. Вот слово «промысел» живет широко, пораскинуло щупальца: есть рыбный, есть Божий, а еще отхожий. Или, скажем, услышишь «синегнойная палочка» — и сразу подумаешь, тьфу, гадость какая, а, к примеру, «золотистый стафилококк», тот, напротив, оставляет впечатление чего-то симпатичного, а ведь тоже дрянь порядочная. А вчера, к примеру, напряженно думал, куда бы вставить только-только придуманную рифму Ливерпуль — ливень пуль. Ну и так далее. Не скучно мне на этих прогулках. А если Ларс не выполняет свои долг, я нежно, на мотив пугачевской песни, его увещеваю: «Какай, милый, какай, дорогой, положить какашку не забудь. Дальше налегке пойдем с тобой, будет веселей далекий путь...» Лену он очень лизать любит, как начнет — спасу нет. Веня-то, когда Энурез принимался благодарно лизать ему руку, скрипуче и громко объяснял всему пляжу причину такого поведения:
