Западноевропейская цивилизация во всех
проявлениях и жизненных формах по существу
подвластна машинной индустрии. Промыш-
ленный рабочий отнюдь не является четвертым
сословием, он чувствует лишь себя по праву
представителем этого сословия. Он - символ.
Он возник как тип вместе с этой цивилизацией,
и он глубоко чувствует неудовлетворительность
своего положения. Если другие являются раба-
ми нашего технического столетия, инженер,
так же как и предприниматель, то он - раб по
существу.
Но решение рабочего вопроса относительно
одного лишь рабочего и посредством его одного
невозможно. Четвертое сословие само по себе
только голый факт, а не идея. По отношению
к факту возможны только компромиссы мате-
риального характера, не как осуществление ка-
ких-либо идеалов, но как стратегические ре-
зультаты длительной борьбы. Борьба эта ведет-
ся ради собственной выгоды за счет других
и в результате приводит к некоторому зати-
шью, в котором борющиеся стороны покорно
принимают создавшееся положение, кажущее-
ся счастьем после борьбы. Счастье китайцев,
счастье императорской эпохи Рима: раnеm et
circenses*. Сейчас это еще трудно понять, так
как мы переживаем момент высшего напряже-
ния и раздражения масс больших городов, и на-
* Хлеба и зрелищ (лат.).
110
блюдатель, поддаваясь шумным лозунгам, пе-
реоценивает односторонние перспективы, ри-
суемые классовым эгоизмом; через одно, два
столетия все пройдет, если рабочее движение не
станет на путь служения какой-нибудь общей
идее. Что осталось от страстей времен Гракхов
в эпоху Августа? Проблема не была решена, она
изжила себя.
Теперь выступает Маркс. Он сделал попытку
при помощи блестящего построения поднять
факт на высоту идеи. На могучее противоречие
между духом викингов и духом монашеских ор-
денов он набросил покрывало тонкой, но креп-
ко сотканной теории, и создал таким образом
популярный взгляд на историю, который в на-
стоящее время фактически господствует в воз-
зрениях широких масс. Маркс возник в прус-
ской атмосфере, жил в английской, оставаясь
однако в равной мере чуждым душам обоих на-
родов. Как представитель естественнонаучного
XIX столетия, он был хорошим материалистом
и скверным психологом. В итоге, вместо того
чтобы заполнить идейным содержанием вели-
кие реальности, он низвел идеи к понятиям,
к интересам. Вместо английской крови, кото-
рой он не ощущал в себе, он умел разглядеть
только английские вещи и понятия, и в Гегеле,
в большой степени воплощавшем прусскую го-
сударственную мысль, ему был доступен только
