да это составляет тайную конечную цель каж-
дого, хотя бы самого маленького политического
клуба, наконец, это нашло свое классическое
выражение в диктатуре иностранного солда-
та - Наполеона. Нечто подобное ожидал Маки-
авелли для политической путаницы Ренессанса
от Цезаря Борджиа. Только Франция и Италия
не создали никакой политической идеи. Госу-
дарство Людовика XIV, подобно Империи На-
полеона, - это единичный случай, а не дли-
тельная система, и абсолютная монархия Ба-
рокко, как органическая и способная разви-
ваться форма, происходит от Габсбургов, а не от
Бурбонов^. Политика Габсбургов от Филиппа
II^ до Меттерниха была образцом методов уп-
равления почти для всех дворов и кабинетов,
двор Короля Солнца повлиял только на церемо-
ниал и костюм. И напоминающее Ренессанс по-
явление Наполеона очень показательно. Только
во Флоренции и Париже мог удачливый полко-
водец сыграть такую идущую в разрез с тради-
цией роль и создать государство в таких фанта-
стических и преходящих формах. Здесь не было
типичной государственной формы. Руссо, этот
теоретик политической монархии, свою идею об-
щественного договора, который в конце концов
все же требовал диктатуры как случайного спа-
сения из хаотического разброда воль, вывел из
английской идеи <общества>, построенного на
прочной основе и опирающегося в своей полити-
ческой работе на верный инстинкт. В Англии
Наполеон в случае революции мог бы стать пре-
мьер-министром, в Пруссии - фельдмаршалом,
95
в Испании - сразу и тем и другим, и притом
с неограниченными полномочиями. В мантии
Карла Великого он мыслим только во Франции
и Италии.
Пруссия была настоящим государством в са-
мом глубоком смысле этого слова. Тут, строго
говоря, вообще не существовало частных лиц.
Каждый, живший в этом организме, функцио-
нировавшем с точностью хорошей машины,
принадлежал к нему как его член. Поэтому-то
управление не могло находиться в руках част-
ных лиц, как это предполагает парламента-
ризм. Управление было службой, а ответствен-
ный политик был чиновником, слугой целого.
В Англии политика и деловые интересы слива-
лись; во Франции рой профессиональных поли-
тиков, который объявился вскоре после уста-
новления конституционного образа правления,
был куплен заинтересованными лицами.
В Пруссии чисто профессиональный политик
всегда был сомнительной фигурой. Поэтому,
когда с наступлением XIX века стала неизбеж-
на демократизация государства, ее не следовало
проводить в английском духе, соответствовав-
