Мой голос снова сорвался, и я во второй раз уткнулся лицом в шею Нат. Она качала меня взад и вперед, целуя в макушку и утешая.
— Я все время видел Фиби вместо нее, — мой голос звучал так же неровно, как разбитое стекло на месте аварии. — Все думал, что если бы это Фиби оказалась в машине, что если бы это была она, окруженная хаосом и кровью? Это напугало меня, Нат.
— Все в порядке, милый. — Ее голос был успокаивающим бальзамом.
— Они обе в порядке. Маленькая девочка в машине – ее зовут Эмили – в порядке, и Фиби тоже, но я не могу перестать видеть все по-другому. Вот почему мне нужно было увидеть Фиби сегодня вечером. Всю дорогу домой я видел ее в этой искореженной машине и…
— Все в порядке, милый. — Нат снова поцеловала меня в макушку. Я прижался щекой к ее груди и прислушался к ровному биению ее сердца. Понятия не имел, сколько прошло времени, но когда Фиби бесшумно вошла в кухню, автоматически убрал руки с талии Нат.
Вместо того чтобы спрыгнуть с моих колен, Нат улыбнулся Фиби.
— Иди сюда, горошинка.
— Почему ты сидишь у Мэтти на коленях, мама? — спросила Фиби.
— Мэтт грустит, горошинка. — Нат посадила Фиби к себе на колени.
Фиби зевнула и погладила меня по щеке.
— Не глусти, Мэтти.
Обнял их обеих и поцеловал Наталью под шеей, а затем поцеловал Фиби в щеку. Она улыбнулась и снова зевнула, прежде чем прижаться лбом к моей груди.
— Я люблю Мэтти, мама.
Я напрягся, но Нат погладил Фиби по спине.
— Это хорошо, горошинка.
Фиби подняла голову и сонно посмотрела на меня.
— Мэтти любит Фиби?
— Да, — ответил я. — Я люблю тебя, Фиби.
Она бросила на мать довольный взгляд.
— Мэтти любит меня.
Нат улыбнулся Фиби.
— Я слышала.
Фиби снова прижалась лбом к моей груди. Поцеловал ее в макушку и крепче прижал к себе. Я решил, что Фиби снова засыпает, но Наталья не сделала ни малейшего движения, чтобы вернуть ее в постель.
— Мэтти любит маму? — Тишину нарушил голос Фиби.
— Да, — мой голос звучал твердо. — Мэтти любит твою маму.
Тихий вздох Натальи заглушило хихиканье Фиби.
— Мэтти любит маму, Мэтти любит маму, — пропела она, прежде чем поднять голову. — Мне надо пописать, мама.
Нат потянула меня за руку, и я отпустил ее, чтобы она могла соскользнуть с моих колен. Держа Фиби на бедре, она молча вышла из кухни. Я несколько минут смотрел на свое рагу, потом встал и пошел наверх в спальню.
Я облажался, но не жалел о том, что сказал. Я любил Наталью, и тяжесть того, что я держал это в себе, давала о себе знать. Она не любила меня. Утром она заберет Фиби и уедет, а я останусь один, но не возьму назад своих слов, даже если смогу.
