— Вам надо поговорить, капитан? — сказал Ван ден Брукс.
Галифакс подтвердил.
— Прошу прощения, — сказал торговец.
И они вышли.
Когда Ван ден Брукс появился вновь, улыбка дрожала на его пактольской бороде.
— Простите меня, — учтиво сказал торговец, — что я на некоторое время бросил вас.
— Но, поверьте мне… безусловно… как же так!
— И ещё, простите меня за то, что я заберу у вас полную свободу. Видите ли, поверьте мне, мне нужны от вас лишь необходимые меры, касающиеся некоторых сделок…
— …
— Вот; я должен буду не выпускать вас из этих двух комнат, пока вам не будет объявлено, что доступ к палубе свободен.
«Заключённые!» — подумал Хельвен.
— Я принесу вам прохладительные напитки, книги, газеты, журналы, всё, что пожелаете.
— Можно мне второй том Крафт-Эбинга? — спросил профессор.
— Немедленно.
— Мы под арестом? — спросила Мария Ерикова.
— Какие дурные слова! Это услуга, которую я прошу оказать, и вы не можете отказаться. Прошу меня извинить. Необходимая мера…
И Ван ден Брукс проворно, тихо исчез. Чрезвычайно удивлённые, четверо пассажиров прислушивались к скольжению засова.
— Взаперти, мы взаперти, — сказал Леминак.
— Какие странные манеры! — прошептал поражённый профессор.
— Как это всё интересно, — произнесла очарованная тайной Мария Ерикова.
— Хотел бы я знать, — сказал Хельвен, — о сделках месье Ван ден Брукса. Это, должно быть, очень занимательно.
Вошёл стюард с подносом, ломившимся от самых аппетитных лакомств, от венецианских бокалов, в которых пенился снежный и воздушный, как муслин, сорбет, от голландских банок, наполненных имбирными конфитюрами и цветочными и фруктовыми желе. Вслед за ним вошёл коридорный-негр, нёсший над своей кудрявой головой персидское блюдо бледно-синего цвета, переполненное лимонами, цитронами и апельсинами.
— Он всё сделал правильно, — заявил профессор.
— Как можем мы винить его? — сказала Мария Ерикова.
Вскоре профессор Трамье уснул, и мерное дыхание, порождая научные слова, выходило из его приоткрытого рта. Мария следила за клубящимся дымом своей сигареты. Хельвен и Леминак играли в шахматы.
Они думали об ограничениях.
— Хорошо здесь, — сказал адвокат. — Но стоит мне осознать, что дверь заперта, как я начинаю завидовать тому, кто ходит по палубе, разминая ноги.
Как только он сказал это, выстрел потряс корабль.
— Пушечный выстрел! — сказал Хельвен.
Мария Ерикова не дрогнула.
— Вот, — сказал ей Хельвен. — поделом вам. Сдаётся мне, началось приключение.
Профессор вскочил.
