Самые длинные пятьсот метров в моей жизни, я слишком устал, чтобы волноваться. Выше, выше… Перед красным фонариком грузовик сворачивает направо и, проминая колесами мягкую грязь, проезжает еще сто метров. Я смотрю на Дизеля, он смотрит на меня. Рычание сзади — заходят остальные машины. Мимо меня проплывает наша монументальная баня. Я пытаюсь открыть дверь и вдруг понимаю, что руки мои так сильно вцепились в автомат, что пальцы не могут расцепиться сами.
Мы доехали. Все получилось. Выдыхай, бывший айтишник с двумя высшими, ты только что совершил вещь нелепую «там», но ценную «здесь» — завел три машины на один из терриконов Донбасса.
Интересно, что мои сейчас делают?
Интермедия 2
Хлюп. Шмяк. Бух. Берцы топают по раскисшей… земле? Это не земля уже. Это жидкая жирная серо-коричневая безысходность, посредине, сверху — вода в каплях равнодушно падает, снизу — разбившиеся капли не хотят впитываться ни во что, кроме наших берцев.
Топ-топ. Лужа. Лужу обойдем. Если увидим. Темнеет рано. Это минус. Зато зеленка почти сошла. Это плюс. Плюс на минус дают что? Правильно. Ничего. Мокрое, грязное, уставшее ничего.
Мысли убегают вперед от тяжелых ног. Мокрая перчатка холодит кончики пальцев, стекает капля от уголка глаза — вниз, к краешку потрескавшихся губ, и ниже — в отросшую щетину, теряется где-то на шее, между свистящим тяжелым дыханием и бьющейся синей жилкой.
Жииить. Жить хочется неимоверно. Воооздух вдруг такой сладкий, такой вкусный — каждый вдох откусываешь ломтями, запивая водой из воздуха. Жить хочется так, что рука, держащая старенький тепловизор, как застывшая, держит его у глаза, не чувствуя ломоты в артритных пальцах, болящего уже пару недель локтя и саднящей огрубевшей кожи.
Топ-хлюп. Собранное тепло просачивается, утекая из-под мокрой куртки. Эпитеты перестают быть, прилагательные высыпаются на мокрую землю… ах да, это же не земля, а что это, что… черт, забыл.
Если идти вчетвером по серой зоне… нет, не так. Просто. Идти вчетвером по серой зоне. Почувствуйте, потрогайте, вдохните вот это: четыре человека идут в серой зоне. Можно сколько угодно хищно ухмыляться и напевать под нос «Это пехота, детка», но на самом деле иногда так страшно… нет. Не умереть. Страшно проебать в единственный теплак цель. Не увидеть, не понять, не успеть сказать своим. Страшно, что нас положат в секунды в эту грязь — потому что ты не увидел.
Топ-топ. Обойти лужу. Не смотреть под ноги. Растяжку не видно, но слышно. Возможно. Если повезет. Увезет. Подвезет. Черрррт. Собраться. Смотреть. Холодно как… и тут же бросает в пот. И так — сотню раз за десяток минут.
