Особист повел крутой разговор с Кирилычем - как на допросе с протоколом, заносчиво, грубо. И тогда Покровский обозвал особиста бездельником, вынюхивающем среди летчиков легкую "наживу". "На доносах зарабатываешь награду, а сам скрываешься от фронта!..." - гневно говорил пилот. Особист молча застегнул папочку с неподписанным протоколом и ушел. Понятно, был сфабрикован злостный навет. Покровского арестовали, затем его судил военный трибунал и приговорил за уклонение от фронта и антисоветскую пропаганду к... расстрелу. В полку возмутились, зароптали, а летчики, еще когда только Покровского арестовали, немедленно отправились на телеграф, где уговорили молоденькую телеграфистку принять срочную телеграмму самому председателю Верховного Совета СССР. Телеграмма дошла в срок и по назначению. Покровский был реабилитирован с возвратом звания, партийного билета и наград. После всего этого ужаса Кириллыч и получил назначение в наш 805-й штурмовой авиационный полк.
... И вот Тита Кирилловича не стало. Самолет вспыхнул и навсегда ушел от нас бесстрашный летчик, честный и мужественный человек.
После гибели Покровского мы потеряли истребители прикрытия: видимо, где-то на высоте завязался воздушный бой. А через некоторое время наша группа пересекла береговую черту и выскочила не на железнодорожную станцию Салын, а на вражеский аэродром Багерово.
На стоянке под заправкой горючим выстроилось около тридцати, а то и больше двухмоторных бомбардировщиков с крестами. Навстречу нам по взлетной полосе уже взлетали "мессершмитты". Ведущий группы Павел Усов, не раздумывая долго, открыл по ним огонь.
- Бей их, гадов! - кричал в эфир Паша. И мы, его ведомые, ударили по фрицам из всего имеющегося на штурмовике оружия.
Усов поджег два "мессершмитта", не успевших взлететь, а мы строчили длинными очередями по стоянке бомбардировщиков. Прочесав аэродром, набрали высоту и тут же выскочили на станцию Салын. Сбросили бомбовый груз на эшелоны с техникой и живой силой противника и через Керченский пролив устремились домой.
Через несколько дней разведка доложила, что мы хорошо поработали на Багеровском аэродроме и на станции Салын. Поработали-то хорошо, да вот потеряли пять экипажей...
Помню механики свертывали, будто саваны, чехлы не вернувшихся из полета машин, а у меня перед глазами все стояли падающие в море и на землю мои боевые друзья... Я вылезла из кабины самолета, не снимая парашюта, шлемофона, прыгнула на землю и побежала в сторону от стоянки самолетов. Не в силах больше сдержаться, упала тогда на землю и разрыдалась...
