Тайник его был прост: вся надежда, что воровать у него особо нечего, да еще — что вор не догадается вытащить кирпич и найти под первым тайником второй. Взгляд Квадима метался, пока пальцы наощупь шарили по пыльному углублению. Пусто. Пусто, чтоб их! Шестьдесят ставров, тяжелые, теплые шестьдесят ставров. Лишь первый шаг, чтобы сохранить дом.
— Яйца Шеххана! — выругался падальщик. — Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты!
Глаза застилал туман. Кровь прилила к лицу и теперь стучала в висках. Но как?.. Все знают, что у него нет ничегошеньки. Кто подсмотрел, кто вынюхал про второй тайник за кирпичом?
Квадим закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Привалился к стене.
Медь сумрачно поблескивала на лавке, ровными столбиками, все как он сам и разложил.
— Боги!..
Пот градом тек по лицу падальщика. Подскочив, он снова принялся все пересчитывать. Тридцать, сорок… Руки его тряслись. Пятьдесят и еще семь монет. Он даже засмеялся от счастья. Нашарил оставленную на полу бутылку и глотнул. Дешевое пойло обожгло глотку, по телу заструилась сладкая легкость.
Неужто он бросил монеты вот так, на лавке? Плевать! Главное, что все целехонько.
Не меньше трети звона Квадим просто сидел, пока не высосал остатки вина. Он перепрятал деньги и теперь поглаживал комковатый тюфяк. После пережитого им овладела странная апатия.
— Ты словно немеешь, старик, — пожаловался как-то Петрас. — Вот точно говорю!
Да что ты знаешь, старый хрыч? Да, дни в трущобах проходят в вязком густом тумане. Еще и дом, твой собственный дом — норовят отобрать! Падальщик пил и много спал. Затуманенное сознание отказывалось подсчитывать дни, но и на вонь с грязью ему было плевать.
— Что ты об этом знаешь? — вслух спросил Квадим.
И вздрогнул.
Показалось — в дверях стоит высокий сгорбленный человек. Нет. Нет, это тени. Лишь тени крохотного огонька масляной лампы.
Взгляд падальщика вновь упал на ковер. Обезьянки играли в кости и посмеивались.
Они же пили и праздновали!
Вставать было долго, да и каморка у него крохотная — Квадим на четвереньках подполз к циновке, впился взглядом в выцветшие краски. Семь обезьянок сидели кругом и бросали кости в большую миску.
И кто же развернул ковер? Воры? Воры, которые не тронули деньги, просто пришли и бережно переложили циновку?
Квадим вдруг понял, что больше не может здесь находиться. Ему нужен воздух! Даже пыль трущоб лучше вони в его конуре.
Поднявшись на ноги, падальщик пошатнулся. Он оказался пьяней, чем ему думалось. Все проклятое пойло! Ба́рдас с Длинного рынка, он вечно подмешивает всякую дрянь, чтобы скорей валило с ног.
