— Полоумная!
Нен-Нуфер закрыла лицо руками, когда в неё полетели лотосы, и отступила в угол. И как бы звонко не стучало в ушах сердце, она всё равно услышала звук брошенной на пол флейты. Только не посмела нагнуться за ней, пока в пристройке не стало тихо. Флейта треснула и больше не могла петь. Нен-Нуфер уткнулась в неё носом и разревелась.
— Не плачь, девочка.
Это старая невольница, с которой они когда-то сушили для больницы целебные травы, услышав её стоны, прибежала в пристройку и теперь шершавой рукой гладила её по волосам. Нен-Нуфер уткнулась в её сморщенную грудь и только пуще разрыдалась.
— Я видела, как Амени покинул храм, — скрипела старуха у неё над ухом. — И слышала, как жрецы шептались промеж собой, будто он отправился к самому фараону.
Нен-Нуфер вскинула на невольницу заплаканные глаза.
— Не плачь, девочка, — шершавая рука прошлась по мокрым щекам Нен-Нуфер. — Его Святейшество подчиняется великой Маат и не может долго злиться.
— На что он злится? — Нен-Нуфер шмыгнула носом и утёрла губы. — На кого?
Старуха отшатнулась от неё, словно от прокажённой.
— Над чем же ты плачешь тогда?
Нен-Нуфер подняла с коленей треснувшую флейту. Губы старухи сжались. Сейчас она тоже пожелает ей быть сожранной крокодилом!
— Ах… — старуха покачала головой. — Ты разве не знаешь, что Пентаур выгнал фараона из храма? Не видела, как его колесница чуть не врезалась в пилоны храма, когда он, оттолкнув возницу, сам схватился за вожжи? Где же ты была в это время?
Где она была? Она была заперта! Она была ближе всех к Его Святейшеству и Пентауру и знала меньше всех. А теперь, когда знала, не могла поверить… Амени…
— Где Амени?
— Я же сказала тебе, что он вымаливает у фараона прощение! — проскрипела старуха и даже выплюнула последнее слово. — Не мог Великий Пта говорить устами Пентаура, не мог прогневаться на Божественного… Наш Пентаур ополоумел… Все говорят об этом! Он уже столько не ест и не моется, разве разумный станет так поступать…
Нен-Нуфер вскочила на ноги и, бросив флейту, побежала к воротам.
— Амени ещё не вернулся? — кинулась она к стражнику, которым, к счастью, оказался отец её славного ученика.
— Вернулся, — ответил тот тоже без приветствия. — Но не советую тебе, Нен-Нуфер, подходить к нему. Но ты не тревожься, — стражник стёр с её щеки слезу и достал из-за пояса цветок лотоса — и у него цветок! — Почему ты не украсила себе волосы? Уж кому как не тебе носить в волосах лотос! — и он засунул стебель ей за ухо.
