— Отчего у всех лотосы?
Да что же происходит? Не мог, не мог Пентаур выгнать из храма Божественную чету!
— Ты не видела корзины, полные цветов, которые принёс вчера в храм фараон? Все только про них и судачат. Говорят, из-за них Пентаур и выгнал фараона, заявив, что тот оскорбил таким жалким жертвоприношением Великого Пта.
— Мир тебе…
Нен-Нуфер закусила губу и бросилась прочь. Пентаур не мог так сказать! Кому, как ни фараону, знать, чего желает Великий Пта. Она бежала к башне, позабыв про стражника, но тот не забыл приказ.
— Велено никого не впускать!
Он упёр рукоять хлыста ей в грудь, и пришлось отступить.
— Ответь лишь, Амени там?
Стражник кивнул. Нен-Нуфер присела в сторонке. Она дождётся верховного жреца, и тот не станет скрывать от неё правды. Не мог, не мог Пентаур выгнать фараона за лотосы, не мог… И тут послышались тяжёлые шаги. Стражник с почтением отошёл в сторону, пропуская верховного жреца. Амени сгорбился, и живот собрался складками под дряблыми сосками. Отчего прежде не замечала она, насколько жрец стар? Амени что-то тихо сказал стражнику и поплёлся в противоположную от затаившейся девушки сторону. Нен-Нуфер кинулась за ним и, позабыв про почтительность, ухватила за руку. Амени остановился.
— К нему нельзя, — отрезал старик, не дожидаясь вопроса. — Его никто не должен тревожить.
Нен-Нуфер и хотела бы отпустить руку жреца, но пальцы отказывались её слушаться.
— Если Пта будет к нему благосклонен, ты увидишь его через три луны. Если же нет, то я не знаю, что делать.
Тяжёлый стариковский вздох магически подействовал на девушку, и она сумела отступить от жреца на надлежащее расстояние.
— Разве мог Пентаур выгнать Божественного из храма? — прошептала она, кусая язык за такие жуткие слова.
— И ты туда же! — в глазах старика вспыхнул злой огонь. — Какая же из тебя жрица, коль ты не в силах стоять в стороне от сплетен! Неужто наш Пентаур способен совершить подобное богохульство?!
Нен-Нуфер в страхе сложила на груди руки.
— Так говорят…
— Люди много, что говорят, но на то мы и наделены знаниями, чтобы видеть собственными глазами и слышать собственными ушами.
Но она в темноте не видела и не слышала. Однако же никто, кроме царской свиты и самого Пентаура не мог знать, что произошло в глухом коридоре храма. Однако Амени мог знать — он видел и Пентаура, и фараона.
— Пустое волноваться за Пентаура. Он сделал то, что должен был сделать, только не сумел найти нужные слова, и нужное место. Я дал ему знания, но я не научил дворцовому этикету. Он обязан был отвести Его Святейшество в келью и там, без лишних ушей, а не перед царскими братьями, говорить с ним. И за то я плачу сейчас страшную цену. Великий Пта неспроста увёл меня из храма, чтобы открыть глаза на мои упущения. Теперь я молюсь, чтобы он открыл глаза Его Святейшеству. Фараон наш ещё молод, и людское в нём слишком часто берёт верх над божественным. А ты, Нен-Нуфер, не слушай чужих речей и свой рот не раскрывай. А теперь ступай и делай то, что подготовит тебя к встрече с Тирией.
