Мы прошли в огромный холл с широкой лестницей и забранными витражами окнами. Сопровождавшие меня девушки — мои компаньонки и будущие фрейлины, ехавшие во второй карете — сгрудились позади вместе с Айянной, и только Кадиим держался рядом, вселяя в меня уверенность своим присутствием. Я подозревала, что его, молчаливого, не поднимающего без нужды взгляда, единственного мужчину в моей свите — не считая, естественно, охраны, — приняли за слугу, возможно даже, за евнуха из тех, что состояли при гаремах, и оттого едва удостаивали вниманием. И ни он, ни я не торопились развеивать заблуждение это.
По моему знаку Айянна приблизилась ко мне, сняла капюшон так, чтобы не потревожить шелковое покрывало на моих убранных в простую причёску волосах. Я заметила удивление, недоумение, даже разочарование во многих обращенных на меня взглядах. Неужели они ожидали, будто шианская принцесса, оказавшись под крышей, сразу же разденется едва ли не до нижнего платья? Георг нахмурился слабо, вялое непонимание в глазах Александра сменилось новой печатью скуки и чуть более живым интересом к изображениям на витражах.
В холле, под высокими сводами, среди холодных стен мне представили свиту короля. Россыпь титулов и имен, вереница лиц и поклонов, пёстрое кружево приветствий, поздравлений и пожеланий. Я пыталась запомнить первые имена, но то и дело ловила себя, что после каждого следующего не могу найти в памяти предыдущего, они словно проскальзывали мимо меня, не оставляя следов. И я прекратила бесполезное это занятие. Я ждала.
Не получается сдержать любопытство, хочу знать, кто он, как его зовут. Я и страстно желаю увидеть его поближе, и боюсь.
— Лорд Мартен Ориони, — снятый с волос берет, низкий поклон.
Как и всем, я киваю любезно, не произнося ни слова. Не подаю руку, никаких прикосновений, даже через кожаную перчатку, даже выражения почтения. Он выпрямляется медленно, смотрит исподлобья, пристально, изучающе, словно способен видеть сквозь слои одежды, сквозь все покровы, в которые я укутана от холода и чужих взоров. На губах улыбка, легкая, сдержанная, подобная первому робкому лучу восходящего солнца. Она освещает лицо, собирается ямочками на щеках, ложится серебром льда в глазах. Ему будто известна моя тайна, известно, что я знаю его, знаю о нем, известно о решении богини. Я замечаю усмешку, ласковую, добродушную, таящуюся в уголках губ, вспыхиваю невольно и радуюсь, что вуаль скрыла жаркий румянец.
