Я высокомерно фыркаю:
— Ты не приставал ко мне. Я позволила тебе поцеловать меня, не заблуждайся.
По какой-то причине я уверена, что он улыбается, хотя ничего такого не могу услышать. Интересно, он улыбается быстро и резко или медленно и легко.
— Спасибо за разъяснение, моя леди.
Глаза Бальтазаарa задерживаются на мне. Я чувствую это так же точно, как и его прикосновения всего несколько минут назад — и хочу скрыться от этого взгляда. Но любое движение обнаружит мою ситуацию.
— Что с тобой не так? — тихо спрашивает он.
— Ничего. — Я поворачиваюсь к нему спиной, не заботясь о том, что это может показаться детским.
— Да. Подойди сюда! — Он протягивает руку, прижимает мой подбородок пальцами и мягко тянет мое лицо назад. Cмотрю туда, где — я отчаянно надеюсь — находятся его глаза. — Ты ослепла.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не потянуться и не ощупать свое лицо.
— Как ты можешь сказать? У меня шрамы на глазах? — задаю вопрос, страшась ответа.
— Нет, глаза в порядке.
Тепло и нежность его голоса вызывают дрожь в позвоночнике. Oн наклоняется. Я ожидаю поцелуя, но вместо этого Бальтазаар нюхает. Затем снова нюхает. Как раз когда я думаю, что он понюхает в третий раз, он наклоняется и снова захватывает мои губы в слишком коротком поцелуе.
— Расскажи мне.
Так я и делаю. Оставляя часть о том, что Слезы украдены.
Когда я рассказываю свою историю, осознаю — он слушает меня так, как немногие. Я чувствую, как он слушает, и боюсь, что Бальтазаар слышит даже то, что я не говорю.
Когда я заканчиваю, он долго молчит. Ночь так тиха, что я слышу звезды, проходящие по небу.
— Ты так жаждала испытать мир, как Мортейн? — наконец он спрашивает.
И хотя я боюсь, что это причинит ему боль, я не могу лгать: — Да.
Когда он смещается, слышен шорох толстой шерсти. Рука Бальтазаарa берет мою, холодная кожа его перчатки нежно прижимается к моей ладони.
— Большинство в твоей ситуации просто сдастся, повернет назад. — Oн мягко тянет меня за руку, и на лесной земле слышен слабый шелест листьев. Поскольку он не отпускает мою руку, я опускаюсь на землю.
— Я всегда была своевольной и упрямой. Это один из моих величайших грехов.
— Но разве это грех? Если он позволяет тебе выжить? Вытерпеть? Победить?
Я нелепо согрета его словами. Так как он этого не видит, я насмешливо фыркаю и указываю на себя — слепую, сидящую в лагере посреди пустоты:
— Я не знала, что это — означает победить.
Он целует меня в лоб и по какой-то причине мне хочется плакать.
