- Я... - голос у Чернобурки дрогнул. Она посмотрела на Минцева, увидела что-то в его глазах и покраснела, - я согласна.
Вторник 9 мая 1978 года, вечер
Ленинград, Измайловский пр.
...
Вторник 9 мая 1978 года, день
Вашингтон, 17 улица.
"Ох и страшная бабища", - внутренне содрогнулся Збигнев, принимая папку со входящими, - "но не дура, не дура...".
- Да? - слегка приподнял левую бровь и посмотрел сквозь переминающуюся сотрудницу.
В голосе проскользнула легкая неприязнь: несмотря на невысокий ее рост и широкий стол между ними, эта женщина умудрилась угрожающе нависнуть над ним.
- Мистер Бжезинский, - она чуть склонила голову набок, став до неприличия похожей на сову, - я взяла на себя смелость направить вам одну свою идею. Прошу прощения, но...
Збигнев нетерпеливо кивнул, прерывая, и открыл папку:
- Хорошо, Мадлена, я посмотрю.
- Три последних листа, - уточнила она и обозначила пухлым мизинцем легкий указующий жест.
- Обязательно.
Ее губы натянулись на зубы - вероятно, она считала это улыбкой. Бжезинский торопливо уткнулся в первый попавшийся документ, и помощница, наконец, удалилась.
"Отослать назад к Маски10?" - уже не в первый раз за весну пришла к нему эта мысль. - "Раздражает, причем - серьезно, как воспалившаяся заусеница".
Неприятие вызывало и манеры, и облик стервозной, страшноватой дамы Корбеловой11. Судя по сплетням, что притаскивала из политэмигрантских кругов жена, эта бабища сейчас благополучно "догрызала" своего мужа - внук газетного магната посмел не оправдать ее надежд.
Сегодня идея спихнуть Мадлену обратно в бюджетный комитет Сената показалась Бжезинскому особо привлекательной.
"Решено: если ничего важного не написала, то отправлю назад, перекладывать бумажки".
Он решил не откладывать, сразу вытащил последние листы и вчитался.
- Хм... - чуть скрипнуло, принимая его спину, массивное кожаное кресло. Збиг закинул ладони за затылок и уставился в окно.
Через неширокую дорогу, на крыше Западного крыла Белого Дома деловито копошились рабочие. Совсем рядом - можно даже различить брызги белой краски на темно-синих комбинезонах. Чуть дальше, за западной колоннадой, сквозь приоткрытое в парадную столовую окно были видны суетящиеся перед приемом официанты. Резвился по кронам теплый ветер, и рвались с флагштоков на север звездно-полосатые полотнища - над Белым Домом, Федеральным судом, банком Америки, Казначейством...
Самый центр мира - как сцена для симфонического оркестра власти, в котором он - эмигрант с неизжитым славянским акцентом, играет не последнюю скрипку. Да-ле-ко не последнюю!
