Даже если учесть, что почти все они знают, кто я, – пусть, возможно, и не узнали сразу.
Это прошлая жизнь, которая вытеснила нас из себя, отвернувшись уже однажды. Так же отвернутся и сейчас. Им все равно.
– Я уже говорил тебе, принцесса, – дьявольские губы кривятся в такой же дьявольской усмешке, а взгляд будто продирает меня до крови своим колким льдом. – Ты будешь моей. Я не бросаю слов на ветер.
4 Глава 4
Крепкое огромное тело вжимается в меня, обдавая жаром.
Санников наклоняется, как будто ощупывая мое лицо своими невозможными глазами.
Я чувствую их кожей, – там, где скользит взгляд этого расплавленного серебра, как будто ожоги остаются.
Даже глаза прикрываю, – он давит. Давит одним своим присутствием, так, что подкашиваются ноги. А сердце выпрыгивает из груди, несмотря на то, что все остальное в теле будто парализует.
Он всегда был таким, – подавляющим, жестким, и даже говорить ему ничего не нужно, только посмотреть. А сейчас… Когда вот так напирает, когда давит и приказывает, сжав челюсти, напоминая медведя, который зарычит и разорвет одним легким движением.
Даже голова слегка кружится, хочется сжаться в комочек и расплакаться. А лучше, – как в детстве, закрыть лицо руками и представить, что ты в домике и тебя никто не видит, – тогда есть шанс, что этот разъяренный зверь пройдет мимо.
Но, увы, реальность не способна меняться только от одного нашего желания!
– Я не буду твоей, Санников. Никогда.
Несмотря ни на что, заставляю себя встрепенуться. Сжимаю кулаки и вздергиваю подбородок. Пусть не думает, что ему удалось со мной, как и с другими. Пусть знает, что на меня не действует ни его хриплый голос, от которого млеют его расфуфыренные куклы, падая перед ним штабелями и тут же, по щелчку, раздвигая ноги, ни его тяжелый взгляд, от которого даже крепкие с виду мужики готовы наложить в штаны и соглашаться на все его, даже самые нелепые и невыгодные для них условия.
– Правда? – его стальные глаза наполняются насмешливыми искорками, но несмотря на иронично поползшие вверх брови, челюсти сжимаются еще сильнее.
– София… – его голос вдруг совершенно меняется, становится тихим, совсем не резким, тягучим, а в глазах на миг мелькает… Что-то такое, чего такие, как Санников не способны испытывать в принципе. По сути своей.
Даже не интерес, какой-то сумасшедший голод вперемежку с безумным полыханием страсти и… нежности?
Лишь на миг, а, может, мне и показалось.
