По-настоящему независимый человек — тот, чьи поступки не определяются мыслями «А что подумают окружающие?».
«Это значит, — подумала Алиона, — что я становлюсь человеком независимым. И немного нахальным. Наверное, это плохо… Но до чего же здорово!»
Она отпила глоток из стакана. То ли коньяк, то ли травяная настойка… Что-то очень крепкое и очень… человеческое. Никакой эльфийской приторности.
— Кстати, — Грок прищурился, морщинки в уголках глаз собрались веселыми солнышками — ванну принять не хотите, путешественники?
ВАННА!!!
Подскочившую было Алиону дядька Грок подбил на взлете, заявив, что первым мыться пойдет «мальчишка». Потому что девушки, даже слегка загрязненные — именно так он и выразился, внезапно став очень велеречивым — все равно остаются симпатичными, а вот грязный юноша воняет, как стадо троллей.
Старик выделил Заю полотенце, огромную банку с жидким мылом, скучно и занудно инструктировал его, как этим самым мылом пользоваться… Кончилось тем, что Заю надоело, он наорал на дядьку, тот в долгу не остался и оба родственничка долго и увлеченно переругивались. Наконец, опыт победил, Грок загнал юношу в ванну, вернулся в комнату и сел верхом на стул. Положил руки на спинку стула, подбородок — на руки и внимательно посмотрел на Алиону очень полицейским взглядом.
Сердце девушки екнуло.
— Что у него с рукой? — без обиняков спросил Грок.
Вопрос всколыхнул в душе Алионы два совершенно разных чувства. Одно: острое желание нахамить и сказать, чтобы не смел с ней так разговаривать, как будто она — его подчиненная. И второе… Очень сильное желание расплакаться в жилетку — ладно, в куртку — и рассказать все-все, что она знает о проклятой руке трижды проклятого молчуна. Ей было очень тяжело носить в себе эту тайну, вздрагивать каждый раз, когда она видит эти бинты и представлять себе все те ужасы, которые под ними творятся. Вдруг дядька Грок усмехнется, поиграет лучистыми морщинками и скажет: «Вот дурочка, было бы из-за чего переживать!»
Она рассказала старику все. Все, что знала про руку Зая, про рисунок таинственной травы, даже про то, что тайком рассматривала кожу на руке ночью.
— Точно не светилась? — потер подбородок дядька Грок.
— Точно.
— Значит, не лунная белизна. Уже хорошо.
И замолчал, думая о чем-то. Чем больше Грок молчал, тем больше нервничала Алиона.
— Дядя Грок, — наконец не выдержала она, — так что у него с рукой?
— А я откуда знаю?
Он взглянул на побелевшую Алиону и коротко усмехнулся:
