По вечерам, вернувшись с работы, матушка Адиа наряжала меня и вела на прогулку. Гулять по улицам было интереснее, чем сидеть дома, и я смотрела по сторонам во все глаза, не уставая задавать ей вопросы. Тетка тихо приказывала мне замолчать.
«Разве можно так громко кричать? Сразу все узнают, что ты из худона, засмеют еще».
В конце концов я привыкла молчать и сдерживалась даже тогда, когда спросить мне казалось просто необходимо.
По ночам мне снился всегда один и тот же сон. Будто я снова дома. Меня окружают родители, сестры и братья. А вот и знакомая старая лошадь, черный щенок, овцы, ягнята. Я на пастбище, делю с братьями холодный чай, им мы запиваем кашу. Или мать в своем видавшем виды, когда-то голубом тэрлике, покрытом молочными брызгами, сушит на топливо коровий помет. Отец навеселе приезжает домой на буланом коне и распевает:
Твой желтый степной цветок
Засохнет от яркого солнца.
Он спешивается и кричит:
«Эй, Ханда, — Ханда — это моя мать, — я приехал!» — и обнимает коня за шею.
На этом месте я обычно просыпалась, и щеки мои были мокры от слез и подушка тоже. Я натягивала одеяло на голову, чтобы не разбудить своих приемных родителей, и снова плакала.
В родном моем доме любили петь, и я — тоже. Помню, у матери был хороший голос, и она частенько заводила песню, которая начиналась словами:
Теперь мне часто вспоминалась пословица, услышанная мною однажды от стариков: как бы ни была счастлива, никогда не пой в постели, какое бы ни было у тебя горе, не плачь на кровати. Но я плакала и, случалось, не могла заснуть до рассвета.
Однако постепенно я стала отвыкать от родной семьи, и даже лица родителей и близких представлялись мне какими-то неясными и расплывчатыми. Отчетливо я их видела только во сне. Может ли быть такое, спросишь ты, чтобы шести-семилетняя девочка так скоро забыла своих близких? Я и сама не раз удивлялась этому тогда, и это лишний раз доказывало, какой я была нехорошей девчонкой. Слушай, Дорж, я могу тебе довериться? Ну-ну, не обижайся, вижу, что могу. Раз уж я решила рассказать все, придется тебе набраться терпения. Я не буду таиться. Есть люди, которые боятся рассказать о себе что-нибудь плохое, а бывают и такие, что, услыхав неожиданное признание другого человека, делают большие глаза, словно встретили зайца с рогами, а потом осуждают разоткровенничавшегося человека. Но ты не такой, я знаю. — Дарийма испытующе посмотрела на Доржа и замолчала.
