— Пей, Дорж! — пригласила она. — Ну, уж коли зашел у нас такой разговор, я расскажу тебе о себе. Знаешь, ведь я не верю ни в бога, ни в черта, но в моей жизни бывали иногда случаи, когда я начинала верить в судьбу. Я с родителями жила в Арахангайском аймаке. Места там очень красивые, — она печально вздохнула, — и я их так же люблю, как ты, например, свою Налайху. Детей нас в семье было много — семь человек. Сейчас все выросли, все в люди вышли. Почти все окончили вузы, один даже кандидатскую диссертацию защитил. Только двое с родителями в объединении трудятся. А самый младший брат — студент, в Улан-Баторе учится.
Я была четвертым ребенком. Когда мне исполнилось шесть лет, приехала к нам погостить моя тетка, родственница со стороны матери. Она привезла с собой из города всевозможных сладостей, и первые дни в нашей юрте было весело и шумно, как это бывает всегда, когда в доме желанные гости. Прошло еще немного времени, и моя жизнь круто изменилась. Однажды я пошла на пастбище за козой. Крошечного новорожденного козленка такой же пестрой масти, как и мать, я несла на руках, а он всю дорогу тыкался мне мордочкой в лицо и норовил лизнуть языком. Закрыв козу в загоне, я села у дверей, стала укачивать козленка, словно младенца, и вдруг беспричинно заплакала. Из юрты вышла мать, спросила, что случилось, а я все продолжала и продолжала молча плакать. Тогда мать вытерла мне слезы и повела в юрту.
«Ты, верно, слышала, о чем мы говорили», — испытующе глядя на меня, спросила она. Тетка тотчас же вскочила с места, стала меня уговаривать, целовать, принесла молока в серебряной чашке, и я постепенно успокоилась. Тогда тетка, развязав узел со своими вещами, достала хорошенькие сапожки и спросила: «Моя девочка поедет со своей новой мамой Адией в город?» Потом она вынула новенький шелковый тэрлик и надела его на меня.
«Завтра ты поедешь в Улан-Батор с новой мамой на машине», — угрюмо объявил молчавший до этого отец.
«Ты будешь жить у меня, — добавила тетка, поправляя на мне пояс. — Красивый нарядный тэрлик и такой плохой пояс. Но ничего, детка, у тебя скоро будет другой. А реветь без всякого повода ты у меня быстро отучишься».
Внезапно ставший суровым ее тон насторожил меня. В детской душе родилось предчувствие — со мной должно случиться что-то ужасное.
На другой день тетка, отец и я на трех лошадях поехали в сомонный[12] центр. Мать, братья и сестренки вышли нас провожать. Как сейчас вижу — мать, желая счастливого пути, кропит нам вслед молоком. Я то и дело оглядывалась назад, пока лошадь мою не потянули за повод и она не ускорила шаг. Черный щенок долго бежал за нами, но потом, видно, устал и повернул назад — понял, что все равно мы его с собой не возьмем. А какой чудесный был день! Небо синее-синее. Над нашей юртой поднимался и медленно таял в воздухе легкий дымок. Я снова оглянулась — с какой радостью я вернулась бы домой!
