Дарийма включила плитку, поставила чайник. Сняла свой широкий кожаный пояс, швырнула его на кровать и, заметив, что Дорж смущенно стоит среди комнаты, предложила:
— Садись на кровать, стульев у меня пока нет.
Он осторожно присел на краешек кровати, старые пружины жалобно скрипнули.
— Моя кровать — совсем старушка, как ее еще ножки держат? — пошутила девушка.
Дорж улыбнулся.
— Наше с матерью хозяйство тоже ненамного богаче. Ну, да не в этом счастье, как говорится, было бы здоровье. А потом, ты знаешь, мне такой простой быт нравится. — Он говорил искренне, потому что такая простота для него всегда связывалась с ожиданием, надеждой на будущее, молодостью духа, наконец. — Жизнь — это борьба, и надо надеяться, что выйдешь в ней победителем…
— Мне часто приходится слышать разглагольствования о жизни, о борьбе за счастье, — оборвала его вдруг Дарийма. — Давай прекратим эти пустые разговоры. А перемену мест я люблю. Вот поживу у вас в Налайхе, да и снова подамся куда-нибудь в другие края.
— Тебе здесь не нравится? — удивился Дорж. — А по мне, так нет на свете места лучше. — Неожиданно для себя он заговорил горячо и вдохновенно. — Я здесь родился и вырос, и ни за что не смог бы отсюда уехать навсегда! Хотя и мне бывает нелегко. Иной раз встретишь какого-нибудь пижона с таким самомнением, с таким характером, что, кажется, бежал бы на край света, только бы не видеть его больше, — продолжал Дорж, вспомнив о Батмунхе.
— Такие везде встречаются, не только в Налайхе, — задумчиво сказала Дарийма. — Только бояться их и робеть перед ними не стоит. Наглецам надо давать отпор.
— А как тебе нравится на шахте? Трудно?
— Сперва было трудно. Да ведь я работаю на машине. Нажимаю рычаги и кнопки — вот и вся моя работа. С чего тут особенно уставать? И все-таки, признаюсь тебе, каждый раз, когда приходится спускаться под землю, меня охватывает страх.
Дорж покосился на девушку и неожиданно для себя самого спросил:
— Отчего у тебя такие странные глаза?
Дарийма смутилась:
— Почему странные?
— В пятнышках они, словно в веснушках.
— В веснушках? — с удивлением повторила она, заливаясь румянцем. Голос у нее стал грустным.
— Извини, я не хотел тебя обидеть.
— Ничего, ничего. Ведь это действительно странно, когда на зрачках пятнышки видны. Но такая уж я уродилась. Вообще-то никто этого никогда не замечал. Несколько лет назад один юноша, который, как он уверял, любил меня и с которым мы вскоре расстались, мог часами смотреть мне в глаза и твердить: «Глаза у тебя особенные, не такие, как у всех. Может ли женщина с такими глазами быть верной?» А потом он оказался обманщиком, не я, и мне пришлось его прогнать. А потом… — Голос Дариймы сорвался. Дорж подождал, пока она успокоится, и попросил продолжать. Дарийма разлила чай по чашкам.
