Элеонора испуганно повернулась, вопросительно глядя на него. Она слегка вздрогнула, когда он, протянув руку, поднял на ладони копну волос и они заструились между его пальцами, переливаясь на солнце, будто тончайшие медные проволочки. Ее глаза потемнели и стали изумрудными, когда он коснулся ладонью шелковистой кожи ее щеки, а потом скользнул к ее губам. От него пахло мылом и свежим льном. Губы Гранта еще сохраняли вкус кофе, и когда он теснее прижал Элеонору к себе, ее испуг, возникший вначале, вдруг исчез под участившимися ударами сердца.
Они все еще были в постели, когда спустя несколько часов за ним пришел посыльный.
Весело смеясь, Элеонора наблюдала, как Грант торопливо надевает на себя форму, желая обрести достойный облик, чтобы принять посыльного. Когда он ушел, на ее губах еще долго держалась улыбка и она лениво потягивалась и позевывала. Постепенно это состояние прошло. В комнате было тихо и пусто. Резким движением Элеонора прикрыла глаза рукой и долго лежала, чувствуя, как выравнивается дыхание. Она не желала ни о чем вспоминать, на что-то надеяться, она пряталась сама от себя. Но эти усилия оказались тщетными, также как и попытки отрицать, что ее очень притягивает, влечет полковник Грант Фаррелл.
Наступил новый год. Дни тянулись, плавясь в жаре, сменяя друг друга, до ужаса похожие один на другой и смертельно скучные. И то, что Грант дважды в день приходил домой, воспринималось как событие. По крайней мере Элеонора именно так объясняла себе свое волнение при его появлении.
С невероятной быстротой у них установился обыденный образ жизни. Они напоминали довольно флегматичную супружескую пару — вместе ели, купались, спали, вместе занимались его бумажной работой. Он принес ей принадлежности для рукоделия, и какую-то часть дня она занималась починкой его одежды, пришивала пуговицы к его рубашкам. Однажды от нечего делать Элеонора тщательно сшила полы халата прямо на себе потайным швом. Она вовсе не собиралась разозлить Гранта, ей было интересно посмотреть на выражение его лица, когда он увидит, как над ним подшутили, и узнать, что он сделает. Вышло и в самом деле смешно. Она лежала, покусывая нижнюю губу, ее глаза искрились весельем, хотя она пыталась его скрыть. Но это длилось до тех пор, пока он не вынул перочинный нож и не раскрыл его. На какой-то миг ее охватила паника. А потом, с трудом удерживая смех — довольно рискованно смеяться в такой ситуации, — она лежала, наблюдая, как он, склонившись над ней, с сосредоточенным лицом перерезает ножом каждый стежок по всей длине халата снизу доверху.
