В доказательство она подняла ногу. Подошвы сапог были стерты. Среди дорожной грязи, покрывавшей ее ногу, Симон Лафлёр заметил синяк.
— Это уже моя третья пара, — хрипло продолжила она. — Теперь он говорит, что кожаная обувь слишком дорогая, и мне придется ходить босиком.
— Но почему ты миришься с этим, Жанна? — сердито спросил Симон Лафлёр. — Ведь у тебя есть карета и слуги, тебе не нужно ходить вообще!
— Карета и слуги были вначале, — сказала она, вытирая руками слезы, — но они не пробыли и недели. Он отправил слуг по делам и продал карету за бесценок. Больше ему и его псу не служит никто, кроме меня.
— А соседи? — не сдавался Симон Лафлёр. — Ведь ты могла бы пожаловаться им!
— У нас нет соседей. Ферма стоит отдельно от всех. Я бы бежала оттуда много месяцев назад, если бы могла уйти незамеченной, но они непрестанно за мной следят. Однажды я попыталась, но не прошла и лиги, как пес уже кусал меня за лодыжки. Он вернул меня на ферму, и весь следующий день мне пришлось таскать маленького изверга на себе, пока я не упала в полном изнеможении.
— Но сегодня ты сбежала?
— Да, — сказала она, быстро и испуганно оглянувшись на дверь. — Сегодня я ускользнула, пока они оба спали. Я знаю, ты защитишь меня, Симон. Ради того, что мы когда-то значили друг для друга. Попроси Папу Копо снова принять меня в цирк, и я буду вкалывать, пока не изотру руки до костей! Спаси меня, Симон!
Жанна Мари больше не могла сдерживать всхлипы. Они вырывались из ее горла, она задыхалась и не могла говорить дальше.
— Тише, Жанна, — успокаивал ее Симон Лафлёр. — Я сделаю для тебя все, что в моих силах. Завтра я поговорю с Папой Копо. Конечно, ты уже не та женщина, что была год назад. Ты состарилась с тех пор, но Папа Копо наверняка найдет для тебя работу.
Он замолчал и пристально поглядел на нее. Она сидела на стуле, и ее лицо даже под слоем грязи было болезненно белым.
— Что тревожит тебя, Жанна? — спросил он, на миг затаив дыхание.
— Тихо! — сказала она, приставив палец к губам. — Слушай!
Симон Лафлёр не слышал ничего, кроме дождя, барабанившего по крыше, и ветра, качавшего деревья. Казалось, необычайная тишина заполнила «След Вепря».
— Ты и сейчас не слышишь? — ровно дыша, спросила она. — Симон, это внутри, на лестнице!
Наконец менее чуткий слух наездника уловил звуки, услышанные его подругой минутой раньше. Эти размеренные шаги на лестнице было трудно отличить от капающего с крыши дождя, но они приближались с каждой секундой, становясь все более слышимыми.
