Последняя трагическая поездка в Париж через Кёльн описана многократно. Хочу лишь отметить жуткую гримасу рока.
В Германии Булат и Ольга навестили Льва Копелева. Тот был болен: то ли грипп, то ли простуда, то ли бронхит. Неизвестная бацилла накинулась на Булата. (А ведь – кто разгадает потаенную линию судьбы: в свое время Лев Копелев написал о докторе Ф. Гаазе под именем Окуджавы, иначе не печатали.)
Оля звонила из Парижа.
– У Булата грипп…
– Булату хуже…
– Булат в госпитале!
Лена металась:
– Да, по его общему состоянию ему ничего нельзя, кроме того, что я прописала. Они же там, в госпитале, этого не знают!.. Вот что, лечу в Париж.
– Лена, а виза?
– Да я в Шереметьево историю болезни покажу. Скажу: я врач его – кто меня к Окуджаве не пустит?
Она лихорадочно собиралась, я должна была ее проводить. И позвонила:
– Поздно, Лена. Только что передали… Поздно.
Было 12 июня 1997 года.
Всенародное прощание с поэтом шло на Арбате. На Ваганьковском были только близкие, друзья – постаревшие, потерянные. «Все они красавцы, все они таланты, все они поэты» – так и было тогда, в самом начале, когда их связали друг с другом песни молодого Булата.
Похороны были организованы по высшему разряду: новые правители знали, кого потеряли. Священник отец Георгий Чистяков сказал слово, исполненное скорби и деликатности. Вдруг появилась процессия со свечами, с пением – высоким, печальным, гортанным; так до сих пор и не знаю, кто они были: грузины? армяне? (армянское кладбище рядом). Но кто бы они ни были – это Кавказ провожал своего поэта.
Когда последние пласты земли легли над Булатом, я прошла к другой могиле. На памятнике надпись:
Говорить, о Юлии, можно долго, а чувство, что главного так и не сказала. Есть такая формула – дьявол в мелочах. Но ведь ангелы тоже. Хочу закончить эпизодом, который, может быть, никому ничего не скажет, а мне – очень многое.
Первый отпуск вдвоем. Вначале даже не верилось. Как это так? Для Юлия ничего лучше моря и быть не могло.
Приехав с рекомендательным письмом от некого издательского фотографа, мы оказались в жилище ветхом, но просторном, там обитали две старушки. Бывшая хозяйка и бывшая служанка. Сказали: можете пожить у нас, пока не приедет писатель Михалков, вы ведь знаете, кто он?
Мы хором кивнули.
– А тогда найдем вам что-нибудь другое. Пока же вот комната. И мы открыли осевшую, еле живую дверь. Комната была велика и пуста. Что-то посредине вроде ложа, что-то в углу вроде буфета.
