Тут они с Юлием дружно начинали воевать со мной. Оба не то чтобы испытывали потребность в спорах – для них существенно было определить свою позицию. Наверное, самое время и место припомнить один разговор, при котором мне довелось присутствовать и даже, вопреки мною же заведенной традиции, вмешаться.
Важный разговор был. Начал Булат:
– Юль, а кстати, если б сейчас снова революция, а у нас с тобой уже есть опыт, наше знание истории, – с кем бы оказались сегодня? С белыми или с красными?
Тут же выяснилось – сын пламенных кавказских революционеров ушел бы в «белый стан» (вот вам и «комиссары в пыльных шлемах»!).
Что же до Юлия, все оказалось сложнее. Он пустился в длинное рассуждение. «За» и «против». Тут я позволила себе:
– Юлинька, ты о чем? Кто это в Белую гвардию еврея взял бы?..
Посмеявшись, эту тему оставили. Но после Юлий, мой злостный антисоветчик, сказал:
– Знаешь, все-таки на том историческом переломе был бы с красными.
Додумал-таки до конца.
* * *
А когда железный занавес рухнул, друзья разъезжались в открывшийся мир – и, уезжая, умоляли Юлия тоже ехать, он отказывался.
– Ты что – что тебе тут светит? – спрашивали, объясняя выгоды жизни человека с его биографией в «цивилизованных» странах.
Отвечал коротко:
– А неохота.
Не знаю, что в таких случаях отвечал Булат. Но ведь тоже – не уехал. Рассказывал, как в свое время, еще советское, был приглашен с выступлениями в Париж, как его предупредили, чтоб не вздумал общаться с эмигрантами, и как он по приезде тотчас же позвонил Виктору Некрасову, а увидев его со сцены, сбежал вниз, бросился обнимать: да черт с ними, ну не пустят больше…
Как-то Некрасов позвонил нам из Парижа:
– Спасибо, Юлий!
«Спасибо» – это за открытое письмо Юлия после публикации И. Шифаревича в «Русской мысли». Тот клеймил эмигрантов. Уехали, мол, добровольно, не выдержали давления, лишили себя возможности внести свой вклад в культуру.
Там, в иных странах, письмо Шифаревича произвело впечатление. Эмигранты почувствовали, что отношение к ним меняется. Кто-то даже лишился работы… Синявские звонили из Парижа, говорили, что все серьезно.
Даниэль написал в «Русскую мысль». Открытое письмо Шафаревичу. Заступился за эмиграцию. И что странно – подействовало! «Наши» звонили из Америки, из Израиля, даже, по-моему, из Австралии: спасибо, Юлий. Их положение стало меняться к лучшему.
Но вот о положении самого Даниэля этого нельзя было сказать. Невидимые власти, глаз с него не спускавшие, письма не простили. Он остался без работы, без переводов. Выручали друзья. Первым делом, конечно, Булат. Помню, тогда вышел сборник стихов Д. Варужана – переводил Даниэль, скрытый именем Окуджавы. Так они побратались.
