Сесиль, мокрая и восторженная, рассказывала о поединке с форелью, а Клиффорд восхвалял ее рыбацкие способности и в доказательство извлек из своей корзинки голавля, которому лишь по случайности не повезло родиться форелью.
Все были очень счастливы за обедом и признали Гастингса очаровательным. Ему это очень нравилось, только иногда у него мелькала мысль, что во Франции ухаживания заходят несколько дальше, чем в Миллбруке, штат Коннектикут. Он думал, что Сесиль следовало бы чуть меньше восторгаться Клиффордом, что, наверное, было бы лучше, если бы Жаклин немного отодвинулась от Роудена и что Колетте не стоило бы так вызывающе смотреть Эллиоту прямо в глаза. И все же он наслаждался происходящим, если не считать моментов, когда его мысли возвращались к Валентине. Тогда он чувствовал, как далеко он от нее сейчас. Ла-Рош был в полутора часах езды от Парижа.
Когда в восемь часов вечера обратный поезд въехал на вокзал Сен-Лазар, сердце его забилось – он снова оказался в городе Валентины.
– Спокойной ночи, – прощались с ним наперебой. – В следующий раз ты тоже должен поехать с нами!
Он пообещал и остался смотреть, как они парами уплывают в темнеющую даль улицы. Он стоял так очень долго, пока широкий бульвар не замерцал газовыми фонарями, а сквозь них сквозь окна пробивался электрический свет, словно луны на фоне звезд.
VI
На следующее утро его первая мысль после пробуждения была о Валентине, и сердце у него учащенно забилось. Солнце уже позолотило башни Собора Нотр-Дам-де-Пари, по мостовым эхо разносило дробный стук от башмаков рабочих, а через дорогу в саду черный дрозд разливался трелью среди розовых цветов миндаля. Гастингс решил разбудить Клиффорда, чтобы прогуляться с ним по предместьям, а позже заманить его в Американскую церковь ради спасения его души. В саду Альфред Бегающие Глазки мыл асфальтовую дорожку, ведущую к студии.
– Monsieur Elliott? – переспросил он вошедшего. – Je ne sais pas[71].
– А мсье Клиффорд? – неуверенно спросил Гастингс.
– Monsieur Clifford, – ехидно ответил консьерж, – будет счастлив видеть вас. Он вернулся под утро, вот прям, можно сказать, только что.
Гастингс чуть помедлил, выслушав, что консьерж думает о людях, которые бродят по ночам, а под утро, когда даже жандармы спят, колотят в твою сторожку. Он красноречиво изъявил свое мнение о воздержании как добродетели и демонстративно зачерпнул воды из фонтана.
– Наверное, не стоит его беспокоить, – сказал Гастингс.
