42
Глава 1
Эриксон благодаря своему опыту жизни в изолированной культуре коренного населения Америки>7> смог, на контрасте с ней, увидеть, каким образом существование в изменчивом и технологически развитом массовом обществе породило уникальные психологические задачи. Если я, как и большинство человеческих существ на протяжении истории, расту в стабильной, простой и лишенной письменности группе кровных родственников, вопрос «кто я?» не становится проблемным. Я — дитя своих родителей, которые известны всей общине. Если я — мальчик, я, вероятно, вырасту и стану заниматься тем же, что и мой отец; если я родилась девочкой, то, скорее всего, я буду такой же женщиной, как и моя мать. Моя роль в этом обществе проста, и, хотя мой выбор будет сравнительно небольшим, я буду чувствовать себя в достаточной психологической безопасности. Мне не придется беспокоиться о смысле моего существования или о моем месте в мироздании. Если же, напротив, я расту в огромной стране, где регулярно сталкиваюсь с незнакомцами, переезжаю с места на место, где у меня нет непосредственного доступа к тем, кто обладает высшей властью и влиянием, где через обезличенные средства коммуникации люди, которые мне неизвестны, направляют мне противоречивые послания о том, как мне нужно одеваться, что есть, о чем думать, кого почитать и что делать с собственной жизнью, то понимание того, кто я есть и как мне быть со всей этой неразберихой, становится важным (ср. Keniston, 1971).
Я преувеличиваю различия между более простыми и замкнутыми культурами и нашей культурой, сложной и более обезличенной, чтобы показать, как формирование надежного чувства идентичности стало неотделимой частью современной психической жизни. Даже те, кто вырос в еще сохранившихся в мире племенных культурах, уже не могут спрятаться от технологий и связанных с ними неоднозначных эмоциональных благ; в борьбу за идентичность, происходящую в ультрасовременных, живущих в киберпространстве, «развитых» культурах, сейчас включились подростки и молодежь, которые оказались на самых дальних аванпостах «цивилизации». В начале XX века (если, конечно, мы можем рассматривать пациентов Фрейда как отражение духа того времени), кажется, даже горожане все еще достаточно хорошо понимали, кто они. Они приходили к Фрейду или к другим пионерам психоанализа с конфликтами между сознательными, относительно хорошо осознаваемым чувством идентичности и более скрытыми желаниями, влечениями, страхами и самоосуждением. Клиенты, приходящие на терапию в настоящее время, часто нуждаются в том, чтобы сформулировать осознанное понимание того, кто они.
