Уважение к сознанию собственной независимости клиента и его стремлению укрепить это чувство лежит в основе многих технических аспектов обычной психоаналитической терапии. Например, раздражающая порой склонность аналитических специалистов возвращать клиентам их вопросы, спрашивая у них: «Ну, а что думаете вы? Как вы относитесь к этому?» — исходит из этого стремления. Так же, как и общая для аналитической практики свобода пациента >6> самому выбирать тему в начале сессии. Или обычный отказ давать совет, в случае если пациент способен понять, что это в его же интересах. Стремление к уважению, защите и усилению личной свободы клиента оказывается важнее многих других соображений аналитической терапии (см. весьма содержательные размышления об этом в работе Митчелла [Mitchell, 1997]).
Когда впоследствии пациентов спрашивают, что они получили от терапии, в их ответах часто подчеркивается возросшее чувство личной инициативы: «Я научился доверять своим чувствам и меньше себя обвинять», или: «Мне стало проще устанавливать границы в отношениях с людьми, которые злоупотребляют моей уступчивостью», или: «Я научился говорить, что чувствую, и говорить другим, что я хочу», или: «Я справился с нерешительностью, которая парализовала меня», или: «Я преодолел свою зависимость» — это их обычные ответы. Признавая важность подобных переживаний, аналитически-ориентированные специалисты могут прибегнуть к навязыванию клиенту своей воли только лишь как к крайнему средству, в случае, когда жизнь человека оказывается под угрозой. Даже в поддерживающей терапии, где часто даются рекомендации (см. Pinsker, 1997), аналитические терапевты дают понять, что пациент вправе отказаться от их советов. Таким образом, хорошее динамическое формулирование включает в себя понимание того, каким образом было нарушено ощущение личной инициативы.
В наше время трудно поверить, что вплоть до XVIII века не существовало даже интеллектуального понимания детства как особого состояния (Aries, 1962), идея подросткового возраста появилась лишь к концу XIX века (Hall, 1904), а теоретическая концепция личностной идентичности отсутствовала до середины XX века. В работах Эрика Эриксона в это время (Erik Erikson, 1950,1968) искушенной публике был предложен новый взгляд на проблему, распространившуюся в послевоенные годы. Тревоги, касавшиеся необходимости «поиска себя» и переживания «кризисов идентичности», были характерными жалобами в 1950-1960-е годы, и идеи Эриксона о борьбе за самоопределение привлекли внимание общественности, которая искала слова для описания зарождавшегося осознания.
