И тогда замершие на внутренней стороне бедер пальцы снова продолжают свой бег — они дразнят и дразнят и дразнят, ни разу не прикасаясь к тем местам, где я их жду уже с нетерпением.
— И что, за это время ты ни разу ни с кем не потрахалась? — мурлычет Люций.
— Нет… — я шепчу.
— И теперь у тебя такой жестокий недоеб, что ты раздвигаешь ноги в общественном сортире? — издевается эта тварь.
При этих словах внутри меня все сжимается так, что становится больно.
— Перед тобой… — выталкиваю я из губ хриплые тихие слова.
Он наклоняет мою голову вбок, прикусывает острыми клыками мочку уха и шепчет так, что по всему телу проходит дрожь:
— Я выебу тебя так, что ты неделю не сможешь говорить и ходить.
Вместо ответа я раздвигаю бедра так широко, как только могу, и даже издевательская ухмылка Люция меня не может смутить.
Он накрывает мой рот своим и врывается горячим языком внутрь как захватчик. И почти сразу я чувствую как его член тоже входит в меня, внезапно заполняя так плотно и сильно, что я почти кричу от ощущения долгожданной цельности. Я обнимаю его за шею, его руки стискивают мои бедра, и дальше все на свете теряется в огненно-влажной карусели.
Его пальцы то раздвигают мои губы, чтобы горячий язык мог изнасиловать мой рот яростно и жестко, то ныряют между нашими телами, касаясь походя ноющих сосков и царапая кожу на животе, чтобы сжать клитор, еще немного позвонить в дьявольский звонок, как будто нам нужен еще хоть кто-нибудь.
Люций движется резко, быстро, так как мне бы никогда не понравилось, будь это кто-то другой, но я забыла, что когда-то были другие. Я действительно даже не думала все это время, что могла бы… Нет, как бы я могла, он же был частью меня!
— Могла бы подумать и о моих потребностях, любовь моя! — вслед за шепотом в ухо ныряет язык, обводя его изгибы и снова сменяясь шепотом: — У мужчин, знаешь ли, есть потребности.
Что это значит?..
Я не успеваю додумать — он выходит из меня, закидывает мои ноги себе на плечи, и вместо его члена во мне снует его язык. Я бы сказала, что он совсем не замена… если бы могла сказать хоть слово. Меня бьет горячая дрожь, я чувствую себя натянутой стрелой, которая через мгновение… вот еще через мгновение… еще… еще… еще… Вот теперь! Теперь уходит в солнце, раскалываясь на тысячу пылающих частиц.
Никто не дает мне собраться — или сдвинуть ноги. Пальцы ныряют в горячую мокрую глубину, язык скользит снаружи и я не выдерживаю и пары секунд, снова выгибаясь, упираюсь головой в зеркало за своей спиной.
