— То есть, он не всемогущ, да? Он не может найти ее сам и забрать к себе? — Раун непонимающе смотрел на императора и сам не мог понять, отчего смеется, но и перестать смеяться не мог. А потом вдруг эмоции просто-напросто исчезли, и он едва слышно произнес. — Только ли шисаи помогают ему в поисках этой Евы?
Губы Лиона растянулись в ухмылке, он едва заметно кивнул.
— Я вижу, ты догадался. Ответь мне вот что, Раун, — император поставил на стол пустую чашку и сложил руки в замок перед собой. — Почему вдруг тебя это стало волновать? Как ты пришел к этому вопросу?
Раун с ужасом ощутил, что император слишком спокоен. Как будто все знал с самого начала. Предвидел. Предполагал.
— Райский сад пуст, — ворон сжал и разжал кулак, боясь, что от этих слов рана вновь появится, ощерится лиловыми осколками и закровоточит. — И я, кажется, был ему нужен в поисках этой Евы.
— Хотим мы того или нет, но каждый в этой империи живет лишь затем, чтобы он был счастлив со своей возлюбленной, — император с горечью вздохнул и покачал головой.
Раун подскочил и попятился к двери. Но вовсе не от его слов. От молчания. Почему он не отреагировал на то, что сад пуст. Почему?!
Дверь кабинета распахнулась, и невыносимую тишину нарушил слишком резкий голос Изабель:
— Раун, оставьте нас, — она медленно, словно едва могла контролировать себя, вошла и так же медленно приблизилась к столу. Лион тут же вышел из-за него и, обойдя, подал руку.
Ворон молча выскочил за дверь, все еще не веря своим ушам. Осторожно закрыл за собой дверь дрожащей рукой. Последним, что он увидел, была Изабель, рухнувшая в объятья Лиона. Последним, что услышал, был ее шепот с надрывом «Ты — моя гавань, ты — моя пристань».
Руку невыносимо обожгло, Раун отдернул ее и с силой сжал зубы. Вдоль ладони снова сочилась кровью старая рана. Пульсировала. Горела. Скалилась лиловыми осколками. Словно говорила, что ему ничего не удастся изменить. Ничего и никогда.
* * *
Аньель перестала скакать по тропинке, размахивая мешком с провизией, и медленно, будто с опаской, подошла к цесаревичу. Нойко задумчиво и как будто даже тоскливо смотрел на небо, изредка о чем-то вздыхал и бормотал под нос.
— Эй, цесаревич, — окликнула его козочка и, не дождавшись мгновенной реакции, потянула за перья.
— Чего тебе? — Нойко встрепенулся, сложил крылья и обернулся. — Опять охотницы?
— Нет, мы прошли пост три часа назад. И полигон их прошли уже. Чисто все, — Аньель замотала головой и, попятившись, едва не запуталась ногами.
