— Закрой глаза и открой рот!
Крышка капота ожидающе приоткрылась:
— Спасибо! Только ты отвернись, — я стесняюсь.
Ерёмка отвернулся и услышал легкое урчанье.
— Можешь повернуться! Спасибо, очень вкусная мягкая булочка. А ты сам пробовал?
— Немножко…
— Ты отдал мне всю булку? И тебе не жалко?
Ерёмка замялся, но ответил откровенно:
— Было ЖАЛКО, но ты же голодная, а я суп еще ел, второе…
Расцарапанный желтый капот Тропиканки полыхнул апельсиновым цветом:
— Меня раньше никто не любил, и поэтому равнодушно выбросили из дома… А ты принес мне свой единственный кусок булки — это поступок! — Она ткнулась в Ерёмкину ногу и благодарно притихла.
У Ерёмки зарделись щеки, потому что он, впервые за свою шестилетнюю жизнь, испытал чувство гордости:
— Жди меня после полдника, я тебе печенья принесу.
— Спасибо! У меня от сладкого может шелушиться краска, но один раз в жизни всё на свете можно попробовать.
Ерёмка погладил Тропиканку по спинке-фургончику и побежал в раздевалку. В шкафчике было тихо. Ерёмка достал Квачика из кармана — обычный зеленый мяч! Может быть, все почудилось, на солнце перегрелся? Ерёмка прижался к мячику губами:
— Квача! Ты меня слышишь?
— Ой! Не кричи в самое ухо, конечно, слышу! — Квачик заелозил в Ерёмкиной ладони. — Кто-то в шкафчик заглядывал, — я испугался, что начнутся новые злоключения…
Ерёмка запрятал Квачика под майку, быстро помылся, разделся и юркнул в кровать. Подсунул мячик под край подушки, прикрыл одеялом:
— Лежи тихо! Ты спать можешь?
— Не знаю, никогда не приходилось еще, — Квачик, с легким пыхтеньем, продвинулся ближе к Ерёмке, — а что для этого нужно сделать?
— Нужно закрыть глаза… — Ерёмка замялся, потому что сообразил, что у Квачика нет глаз, и он может обидеться, — нужно просто тихо лежать и думать о чем-нибудь хорошем.
— Ерёмка! — шепотом позвал Квачик, — ты рисовать умеешь?
— Смотря — что! Машинки рисую хорошо, войнушку… А ваза или фрукты — не получаются.
— Я буду тихо мечтать о том, что ты нарисуешь мне красивые глаза, нос и рот, — Квача глубоко вздохнул, так что вмятинка почти исчезла, — давай спать!
Через несколько минут в спальню на цыпочках вошла воспитательница. Проходя между рядами детских кроваток, она услышала ровное дыхание Ерёмки, изредка сопровождающееся тонким посвистыванием.
— Наконец-то угомонились! Сопят, как паровозики из Ромашкова… Счастливые!
