Между тем наступили сумерки.
— Темнеет, — заметил дракон и огромной зелёной лапой, покрытой крупными чешуйками, вытер выступившие от смеха на глазах слёзы.
— Ну и что? — орк точно никого и ничего не боялся. А вот мне в сумерках стало не по себе.
— В темноте выходят на охоту разные звери, — его глаза сверкнули в полумраке, подобно включенным фарам.
— Не больше, чем на Земле, — заметил я.
— Не больше, — согласился дракон, — но и не меньше. Есть в здешних краях такие места, где и на танке не проедешь. Ладно, сейчас подсушу траву, а вы её сорвёте и натаскаете для костра. Задание простое, думаю, вы не облажаетесь. Ну, по крайней мере, не должны.
Недалеко от того места, где мы стояли, росли высокие заросли какой-то кустистой травы. Дракон, вытянув шею и голову, дунул огненной дугой поверх растений и они мгновенно высохли. Мы с орком быстро нарвали сухой травы, удивляясь разрушительным последствиям «дыхания дракона», натаскали готового сена в достаточном количестве как топливо для будущего костра. Из двух приличных ароматно пахнущих охапок не забыли соорудить себе воистину королевские постели.
Не заставляя лишний раз просить, Геннадий снова дунул на траву, сложенную в кучу и она быстро загорелась, весело потрескивая. В воздух повалил густой дым, порывами ветра его поворачивало то в одну, то в другую сторону. Едва клубы дыма достигли моих ноздрей, мне вдруг стало необычайно хорошо. Непонятный подъём духа завладел сознанием, и не знаю почему, я вдруг начал ни с того, ни с сего, хихикать. Следом за мной прыснули от смеха орк и дракон.
— Веселящая травка, — задыхаясь от хохота, с трудом выдавил из себя дракон, — мы зажгли костёр из побегов веселящей травки и её у нас целое поле!
— Веселящая травка, охо-хо, какая хорошая трава, — покатывался от смеха на своём ложе орк.
— А ведь я пишу стихи, — неожиданно выпалил Геннадий.
— Дракон? Стихи? — орк не мог остановить душивший его смех.
— Да ну? — Я даже приподнялся со своего ложа, — прочитай-ка нам какое-либо.
— Любое? Только обещайте — не смеяться! Понимаете, душа у меня очень ранимая. И обострённое чувство справедливости. Хорошо, немного философское, из старого, но, на мой взгляд, довольно удачное. Называется — «О чём пищат сурки зимою».
— Кто-кто? — прыснул орк, но я прикрикнул на него, хотя тоже с трудом смог сдержаться.
Дракон принял подчёркнуто театральную позу. Без всякого сомнения, в его лице пропадал великий актёр. Он встал на задние лапы и опёрся вдобавок на хвост, придав телу устойчивоё вертикальное положение. Теперь он возвышался над нами как самая настоящая гора. Свет от костра и звёзд играл с тенями на гигантском теле, покрытом даже на животе непробиваемыми пластинками. Передние лапы дракон поднял к небу, к звёздам, значительно раздвинув их в стороны. И только после такого приготовления хорошо поставленным голосом принялся декламировать четверостишья:
