* * *
Пока отставной солдат и честный забулдыга Луших Рябой в Шевлуге смаковал вторую кружку, рядовой Ханбей Шимек, ведя коня в поводу, тащился по дороге за телегой с лежащим в забытьи арестантом. Лейтенант Боул и второй стражник, Микол, шли впереди.
Припекало полуденное солнце. Ханбей по-чёрному завидовал Лушиху, оставшемуся в городе и прохлаждавшемуся теперь с кружкой эля в уютной пивной, на его, Ханбея, законном месте: суточное дежурство почти закончилось, когда Луших заявился в Шевлуг — но лейтенант пожелал лично разобраться и провести, для порядка, арест, избавив вражковских землепашцев от беспокойства.
«Чтобы не заделаться случайно арестантом, честному человеку при встрече с бандитами положено дать себе голову отрезать», — размышлял, изнывая от жары, Ханбей. — «А чтоб выбиться в офицеры, голова тем паче не нужна».
Боул был хорошим парнем, но очень уж стремился выслужиться и делал это весьма бестолково, отчего его подчинённым частенько выпадали на долю всевозможные неприятности.
Сейчас, как Ханбей догадывался, желание поскорее добраться до города, пропустить кружку-другую холодного эля и завалиться спать боролось в душе лейтенанта с боязнью уморить арестанта, которому и без жары и тряски было худо. Победило милосердие: который раз обругав погоду, Боул приказал сворачивать с дороги.
Протащив телегу полтораста шагов по полю, у ручья под развесистой ивой сделали привал. Рядом симпатичная девица стирала бельё; лейтенант сразу приободрился и завязал с ней разговор. Ханбей удивился — с чего это она тут одна, и хотел было тоже подойти познакомиться, но махнул рукой: с офицером соперничать — дело безнадёжное.
От ручья тянуло прохладой; необыкновенно звонко пели птицы. Микол, тощий, как червь, и вечно голодный, принялся грызть припрятанные сухари.
Ханбей, напившись вволю, вернулся в тень и задремал на траве; но заливистая птичья трель вскоре разбудила его. Он снова спустился к ручью умыться, а потом, постеснявшись девицы, отошёл подальше, за кусты, справить нужду.
Это его спасло.
Ещё от ручья он увидел, как к иве подъезжают двое конников в зелёных мундирах стражи крон-лорда Шоума, но не заподозрил дурного. Один из всадников обратился к лейтенанту и предложил передать им арестанта; лейтенант упёрся — «С какой стати?» — хотя неизвестный арестованный бедолага был нужен ему, как собаке пятая нога: Ханбей ещё подумал — вот дурак.
Завязался спор, подробностей которого Ханбей не расслышал, но едва он успел завязать обратно пояс, как кто-то у ивы сдавленно вскрикнул. Ханбей выскочил из кустов как раз вовремя, чтобы увидеть, как лейтенант оседает на землю с ножом в глазнице. К ручью катилась, подпрыгивая на корнях, отсечённая голова Микола; эта картина была столь странной и жуткой, что Ханбей на миг оцепенел: когда он перескочил ручей и оказался у дерева, девушка уже заваливалась на бок. Он подхватил её и увидел россыпь веснушек на бледных щеках, округлившиеся в изумлении глаза и вскрытое от уха до уха горло.
