Тогда мой муж, мой бог и господин, закашлявшись от холодного, пропитанного водой воздуха, коротко объяснил:
— Море.
Море.
Тихое и ласковое море, лежащее под тёплым солнцем. Море, в котором приятно мочить ноги, прогуливаясь под луной. Море, в котором плескались ещё детьми… Море…
Большая вода.
Волна, доставшая до гор и упругим ударом сдвинувшая наш деревянный мир. Уничтожившая всё, что было долиной. Мирной долиной, полной счастья и тревог, радости и боли. Полной жизни, единственно для которой и существует разделение на то и другое…
Под тёмно-зелёной бурной от движения водой сровняло с будущим дном дома и пашни, деревья и цветы… Людей, животных, сорванные постройки подхватило и потащило на упругом гребне до самых гор. И разбило о камни. Размазало, словно жидкое тесто сбросило с пальцев — ошмётками, каплями. Белыми. Розовыми. Красными.
Поплыл перед глазами мир. В затылке стало легко, туда потянуло, словно за ниточку из тела стало выдёргивать душу. Глаза сомкнулись. Подогнулись руки…
— Ноема!
Окрик вырвал меня из объятий липкого и зловонного кошмара, где сотни людей, полуодетые, босые, держась друг за друга, лезли на огромный короб и кричали. Мужчины подсаживали женщин выше, спасая от волн. А женщины держали на руках детей — вопящих, визжащих от страха. Открыла глаза, огляделась и застонала.
Воздух, насыщенный водой и холодом, залеплял лёгкие, принуждая сознание тонуть в беспомощности и нежелании двигаться. Глаза смыкались сами, клубами плотного белого тумана зашторивая темноту. Но сознание билось птицей, разбиваясь в кровь о преграды. Сознание металось в поисках выхода, но ударялось о решётку покорности. Искало смысл в существовании, а находило суть человеческой беспомощности перед самой Жизнью.
Подняла голову. Мир был. Но его уже не было.
Пол качался, стены ходили ходуном, гудя уже не от ударов камней и рук, а тяжёлых волн, размерено бьющих в борта.
Безучастный холодный плеск за стенами гробницы-корабля.
Стук множества капель, превратившийся в протяжный гул дождя.
Подвывающий ветер, бьющий в квадратик окна.
И шёпот…
Мой муж, мой бог и господин, сидел на коленях под бьющим холодным водопадом и, почти неслышно молясь, качался из стороны в сторону. По запрокинутому лицу били струи и смывали слёзы и слова в один туго перекрученный поток.
Я приподнялась над студёной водой. Села. С трудом отняла от лихорадочно горячей груди мокрую холодную ткань. Отжала. Теплее не стало.
Слёз уже не оставалось. И сил тоже.
