- Будь он проклят, - ворчит он. - Каждый день новую дырку прокалывают, а он все болтается.
- Вы не видели, друзья, женщин в поле? Они недавно были здесь, - вспоминаю я.
- А як же. Пришли, покрутились у куста, щось поискали и пошли.
- Мне кажется, - задумчиво говорит Чапов, - одна из них вчера накормила нас.
- Может, подывимся на цей куст, комиссар? - подумав, предлагает Рева.
Подходим к кусту, одиноко стоящему среди поля. Около него видим ту самую лошадь, которая с утра бродила вокруг нас. Она аппетитно жует кусок хлеба.
- Яка несвидома скотина, - укоризненно качает головой Рева.
Быстро становится на колени, шарит под кустом, находит узелок и разворачивает его.
- Дивись, Александр, - тихо говорит он, называя меня по имени, и протягивает сало, завернутое в чистую холстинную тряпку.
- Дивись... Дивись... - повторяет он.
Новый узелок с салом, пузатый горшок с украинской ряженкой, покрытой румяной пенкой, и еще поменьше горшок с медом.
- Яки наши радянски жинки... Яки жинки! - взволнованно шепчет Рева и улыбается радостными влажными глазами...
Ночь спустилась на землю. Пора в дорогу.
Идем одни. День, второй, неделю, полмесяца... В ночь на 17 октября достигли Середино-Будского района Сумской области.
Когда сейчас я вспоминаю наш переход от Полтавщины через Сумщину, перед глазами прежде всего встают старики-старожилы: минуя смерть, они уверенно вели нас заброшенными тропами, глухими оврагами, им одним известными балками. Встречались люди, оглушенные нежданно свалившимся горем, с потускневшими лицами, глубоко запавшими, скорбными глазами - они жили лишь запоздалыми, часто противоречивыми сведениями о фронте, но в глубине сердец хранили нерушимую веру в победу.
В эту ночь нас тяготила непривычная для фашистского тыла тишина: ни гула машин, ни выстрелов. В кромешной тьме шли по бездорожью. Пересекали забытые поля - и ноги заплетались в поникшей пшенице. Перебирались через разъезженные дороги, проваливаясь в глубокие колеи, прорытые гусеницами вражеских танков. Взбирались на косогоры, спускались в балки, с трудом отрывали натруженные ноги от вязкой, размокшей земли.
Наконец, наступил рассвет. На горизонте по-прежнему никаких признаков леса.
Неужели сбились с пути?
Впереди село. Сразу же за ним, словно синяя туча, - густой темный лес.
В селе тишина. Чапов дает два выстрела из пистолета. Ждем пять минут. Тихо. Значит, немцев нет.
Вытянувшись цепочкой, подходим к околице. Солнце, задернутое тучами, уже поднялось, но странно, в селе никаких признаков жизни: ни дымка над крышами, ни женщин у колодца, ни ребятишек.
