Во внезапной тишине слышалось только, как высоко в небе завывает ветер. Господин Голужа нагнул голову: он словно вслушивался в последние биения своего сердца. И чувствуя, что не в силах сделать больше ни единого шага или что-либо вообще предпринять для своего спасения, он вдруг преисполнился чувства тяжкого стыда от унижения, которое ему предстояло испытать.
— Братья, — произнес он каким-то чужим голосом,— я, однако, понял, что эта ваша дерьмовая река унесет меня к северу.
— Разве это так важно, — загомонили горожане.
— А как же. Вы отлично знаете, что я всегда, пусть даже мертвый, стремлюсь к югу.
— Неужто, — произнес кто-то.
Господин Голужа беспомощно кивнул головой: он чувствовал, что сейчас на глазах у всех позорно разрыдается. Но, к своему удивлению, он лишь истерически захихикал, невольно выражая таким образом свою беспредельную тоску. Он смеялся долго; трясся от смеха, опасно балансируя над бездной. Зрители, разумеется, восприняли это совсем иначе и вновь принялись ему хлопать. Он слышал, как они переговаривались между собой: они восторгались тем, что у него хватало сил даже в свой предсмертный час насмехаться над жизнью и отпускать шуточки по поводу собственной кончины. Едва различая эту бесформенную массу, надвигавшуюся на него могучей морской волной, господин Голужа почувствовал, как ужас хищными когтями принялся терзать его внутренности, и уже было совсем открыл рот, чтобы признаться наконец, как ему страшно, попросить у них прощения и сказать, что у него никогда не было даже мысли покончить с собой.
Но не успел он выдавить из себя первое слово, как качнулся и лишь отчаянным и забавным движением своих непомерно длинных рук сумел как-то выпрямиться и вновь привести в равновесие во времени и в пространстве свое нескладное тело. И вдохновенно шепнул:
— Есть бог!
И в ту же самую секунду левая нога его поскользнулась, и он, потрясенный предательством своих каучуковых подошв, с горечью произнес:
— Нет его!
И в самом деле, для него более ничего не было и не могло быть.
Однако, падая головой вниз, он увидел под собою — море: бесконечное и затаившееся, оно манило его в свои синие пучины, где его уже ожидали плененные небеса и те неуловимые трепетные звезды, красноватое мерцание которых освещало ему спуск в эту, дотоле не виданную и не слыханную красоту; в мозгу у него мгновенно растаяло страшное проклятие, которое он собирался бросить оставляемому им беспредельному миру.
