Смерть господина Голужи | страница 15



— Они весьма любезны, честь им и слава! — Во взгляде у него мелькнул испуг: он колебался, продолжать ли ему искушать судьбу дальше или пуститься в бегство.

Тем временем горожане весьма учтиво подхватили его под руки и осторожно вывели наружу. Он не сопротивлялся. «Убежать я могу и позже,— думал он.— Надо попытаться сохранить престиж». Он неторопливо шагал под голыми тополями, на ветках которых покачивались разукрашенные инеем вороны, и мысленно повторял свою речь, все те тщательно взвешенные трогательные слова, с помощью которых он собирался вызвать слезы, стоны или легкое головокружение хотя бы у одной из своих утренних дам, чтобы потом, не теряя престижа, публично отказаться от своего фатального замысла, объясняя происшедший у него в душе перелом, ясное дело, благородной заботой об этой, всяческого уважения достойной даме, чье трепетное сердце не выдержит картины столь давно ожидаемой и уже недалекой кончины и разорвется от отчаянья. В этом заключалась вторая, разработанная им до мелочей, возможность спасения, которая, пока он, замедляя шаги и заметно бледнея, приближался к мосту, возвратила ему нарушенное самообладание. И дабы вовсе подавить смутный страх перед лицом смерти, дыхание которой он ощутил вчера вечером, наперекор всему он принялся насвистывать.

А взойдя на мост, он услыхал, как перешептывались в собравшейся толпе, будто этим веселым свистом он, собственно, прощается с жизнью, которой ничуть не дорожит. Еще выше подняв голову, он туманным взглядом окинул необъятную людскую массу, раскинувшуюся на мосту и обоих берегах реки. Ему показалось, что весь город собрался, чтоб проводить его возгласами восторга и подобающими почестями. Опьяненный этим видением, он позабыл о своем страхе и, размахивая во все стороны шляпой цвета морской волны, пытался хотя бы как-то ответить на приветствия колышущейся толпы, расступавшейся перед ним, чтобы дать ему дорогу. «И это все из-за меня,— думал он в восторге.— Все взоры устремлены на меня, и все с трепетом ожидают, что я буду делать. О господи, ведь это тот самый миг, которого я ждал всю жизнь». И тогда вдруг в его помутившемся от гордости сознании мелькнула шальная мысль, что ради этого, од ного-единственного мгновения, которым искупалась тоска его прошлого существования, может быть, и стоит без тени сожаления умереть. Однако он тут же подавил ее и на всякий случай приступил к своей долгой и тщательно продуманной речи.