— Вы одна живете? — спросил я. Она тут же насторожилась и сказала:
— Нет.
Но я понял, что врет.
К чаю Милена мне ничего не дала, кроме варенья, но и на том спасибо. Я пил быстро, стараясь вобрать в себя все тепло, которое плескалось в чашке. Мне фиолетово было, что я обжигаюсь, что мне даже больно.
Это все со мной произошло, потому что я тупорылый — успокаивающая какая-то мысль. Милена села передо мной и сказала:
— Ладно, давай сюда свое золото.
Она смешно нахмурила брови, и я ей улыбнулся.
— Спасибо!
Я встал, принялся вытаскивать из карманов понапиханные туда украшения, выложил все перед ней. Милена придирчиво их осмотрела, потом принесла из комнаты весы и лупу. Сидела она долго, я даже не представлял, что она пытается найти.
— Краденое? — спросила, наконец, Милена.
— Не, — ответил я. — Мать сказала продать и ехать в Москву, на заработки.
На самую секунду мне показалось, что Милена сейчас и на меня посмотрит сквозь свою лупу и увидит, какой я сам фальшак. Мы глядели друг на друга, потом я заметил у нее над головой картину — двое парней хуярят овец веточками. Картина была почерневшая от времени, в старенькой раме, и фактура холста так четко виделась, короче, я б такую на свалку выкинул.
— Ух ты, вот это она уродливая!
Милена посмотрела на меня и вдруг засмеялась, оказалось, что глаза у нее добрые, какие-то очень хорошие, человечные глаза.
— Это начало девятнадцатого века.
— А, — сказал я безо всякого интереса, как-то мне оно было параллельно, я тогда вообще не понимал, что это деньги висят. Милена посмотрела на меня, внимательно так, и сказала:
— Чем старше искусство, тем дороже оно стоит. Ценообразование зависит от того, насколько вещь победила смерть. Понял?
Но я не понял. Я сказал:
— Брать-то будете?
Заискивающе я так сказал. Не, мне интересно умных людей послушать, но ситуации всякие в мире есть. Надо было уже баблос срубить и валить отсюда срочно.
Милена снова посмотрела на мое золотишко и сказала:
— Буду.
Мне показалось, она поглядела на меня с какой-то приязнью, как-то я ее так очаровал, для себя незаметно, может, видок у меня был тупорылый, а она умная такая, или еще что. Короче, я не сразу даже понял, что она для меня сделала. Половину суммы Милена дала мне в долларах.
И хотя она по-крупному меня объебала, и украшения мамочкины стоили все-таки подороже, в какой-то степени Милена обо мне позаботилась.
Я сгреб бабло, сказал:
— Отлить у вас можно?
— Уборная слева.
Уборная, ох ебать. В сортире я распихал бабло по носкам, трусам и неочевидным внутренним карманам куртки. Вышел адово довольный собой и даже тепло попрощался с Миленой.
