— Отлично. Раздевайся, быстро!
— Больно?.. Бедный мой Мицунари… Вам не стоит от меня убегать. Я не его светлость и не буду над вами смеяться.
— Проклятье… разве уже не осень? Разве не должно становиться прохладнее перед рассветом?..
Мицунари ошарашенно смотрел на господина. Кисть застыла в его руке, слово на листе бумаги так и осталось недописанным.
— Вот что, Мицунари, хватит закапывать меня живьем в землю. Пусть я и старик, но помирать в ближайшее время не собираюсь. И не надо обращаться со мной, как с дряхлой развалиной.
— Ваша светлость! — Тятя всплеснула руками, и рукава плавно, словно крылья, взметнулись и опустились. — Это моя и только моя идея, Мицунари тут совершенно ни при чем!
— Да, Нагамаса. А в качестве знамени они поднимут на копье Хирои. Что мне делать? Пока все были заняты Кореей, все было спокойно. Но эти переговоры… — Хидэеси плюнул на пол, — долго, слишком долго… И тут же нашлось время. Они не желают войны, представляешь? Они не хотят войны на чужой земле!
— Вы что же, болваны, не знали что он там?
— Тятя… она считает, что я совсем не помню матушку… и она очень сильно ошибается. Но, поверьте, в моем сердце нет и не может быть ни обиды, ни гнева. Вы и ваш супруг так хорошо всегда заботились о нас. А вы — вы не в обиде, что господин открыл моей сестре свое сердце?
— Да не смеюсь я… Правда, не верите?
— Этого старика видят все. А рядом с ним — младенца. Как ты думаешь, что это значит?
— Значит, не спишь. Вот я тебя и поймал. Почему не спишь?
— Вот! Точно! Настоящую слежку. Подсунул мне своих людей — думает, я не вижу, ха-ха. Я уже кровать проверяю на всякий случай. И не зря: прихожу как-то, а у меня под одеялом девчонка. Постель она мне греет, конечно. Лучше бы старуху положили, чтобы охладила.
Нагамаса взял флягу и медленно сделал несколько глотков, вытер губы тыльной стороной кисти и проговорил:
— Ну… можно сказать и так, но не думайте, мне это вовсе не мешает… — Мицунари осекся и оглянулся.
— Кто вернулся? Кого примешь? Мицунари-и! — Хидэёси схватил его за подбородок. — Что ты от меня скрываешь, а?
Но однажды он увидел, как Нэнэ гуляет в саду с малышом. И такая нежность его захлестнула, что он выбежал в сад босиком и впервые прижал Хирои к своей груди.
Мицунари поклонился и послушно взялся за кисть. Слова были бессмысленны. Словами он не сможет искупить свою вину.
— Не смейся. Тебе совершенно не жалко Хидэтаду, а он сидел такой потерянный. Ну, ничего, ему надо привыкать, согласен?
