Поднявшись с твёрдого стула, выйдя из кабинета, я потратила всего пару секунд, чтобы заметить стоящего возле лифта Ника в компании задорно улыбающегося адвоката и сосредоточенного Луиса Браса.
— Очень интересно, — появившаяся на лице детектива улыбка явно не предвещала нам ничего хорошего. — А ваш сын хоть знает об этом?
Как же сильно в этот момент мне захотелось ускорить шаг и удариться ему в грудь! И не просто прижаться, а именно удариться! Влететь в него, словно крошечный дельтаплан! Сделать это так резко и крепко, чтобы тотчас ощутить боль у себя на щеке и услышать тот самый глухой звук, с которым он выдохнет, когда я обхвачу его руками.
— Отпусти мисс Мейер и зайди ко мне в кабинет. Начальник службы охраны Прайда предоставил нам все улики по данному делу, — убрал он руки в карманы просторных брюк. — Так что сначала работа криминалистов, а уже потом начнёшь разводить свою самодеятельность.
А что, если он прав? Что, если за столько лет я уже и сама не понимаю, как превратилась в послушную марионетку? В заведённую обезьянку, которой управляют всего по одному щелчку пальцев.
— Где она? — влетел Джеймс, словно сухое торнадо.
Резко, быстро и с таким остервенением, что показалось, его призрачный силуэт превратится в бешеного волка, впивающегося мне в глотку.
— Не выпустишь, — перевёл он животный взгляд с руки, посмотрев прямо мне в глаза, — и мать не станет нянькаться с вашей драгоценной Сарой Джонс. Ты ведь знаешь, что это далеко не простая угроза, верно? Эта женщина нужна только мне, и только благодаря этому она всё ещё жива. А теперь, будь добр, убери руку и дай мне уйти, — бесчувственно проговаривал Джеймс, пока кровь неторопливо стекала по его губам и подбородку.
Наблюдая за Джеймсом, я поймал себя на мысли, что это было впервые за последние два года, когда мы говорили по душам. Всё это время мы то и дело спорили, ругались, а в самые спокойные дни обсуждали сугубо рабочие моменты.
Осознание происходящего пришло уже тогда, когда я впивался пальцами в белую футболку. Он не сопротивлялся и не пытался выбраться из моих тисков. Податливый и вялый, он смотрел на меня совершенно опустошенными глазами. Глазами ожившего покойника. Наркомана на пороге смерти. Затянутыми пеленой, не понимающими и отчуждённости.
— У тебя кровь.
Серо-зелёные глаза наполнились ядом и болью, выворачивая меня наизнанку. Мой сын. Моя кровь и плоть. Преданный и отверженный.
— И?
— Прости, Джеймс, — сделав глубокий вдох, я убрал руки в карманы, наблюдая за всеми его метаниями по квартире, — но её здесь нет. Ты был прав, когда решил, что я могу тебя обмануть, — сделал пару упругих шагов и остановился около дивана.
